«Все замечательно, все хорошо» Алексей Шпольский

Алексей Шпольский: Я закончил ИнЯз. в 1986 году. Языки – французский и английский, по специальности – преподаватель французского языка, переводчик. Замечательная такая специальность.

АЕ: Конечно, детей учить – это прекрасно.

АШ: В тот момент уже начинались всякие движения, и вместо свободного распределения, по которому я должен был идти в Торгово-Промышленную Палату, меня заставили писать заявление – по распределению в «ВоенТехИнИздат». Не подписываешь заявление – не допускают до ГОСов, не допускают до ГОСов – отпускают без диплома, а без диплома ты радостно идешь в армию. В течение трех лет я занимался тем, что переводил инструкции по ремонту всякой советской военной техники 50-60-х годов на французский. Три года я этим занимался с девяти до шести. При этом там была какая-то норма, перевыполнять которую можно было на 15%, но не более. При этом оплата была, конечно, мизерная, и я начал заниматься зарабатыванием денег. В то время я мог за выходные сделать перевод какой-нибудь, просидев 12 часов в день, не поднимая головы. Вот как сейчас помню, переводил на английский язык какую-то «Электронную кувалду»: какой-то там гений придумал электронную кувалду, и ему надо было ее продавать, и я переводил инструкцию по эксплуатации. Поработав выходные, зарабатывал свою месячную зарплату.

АЕ: А когда срок твой по распределению закончился, ты там же остался?

АШ: Я перешел в свою родную спецшколу №41 с уклоном во французский, сейчас она стала гимназией №1312. Меня туда позвали преподавателем технического перевода. Тоже работал с 12 до 15, все остальное время занимался переводами на дому и репетиторством. Пошел в школу, чтобы было свободное время.

АШ: Да, наверное, потом я перешел в творческо-производственный комплекс «Столица». Там все начиналось очень хорошо: продажи, переводы, видео и т.д. И там я первый раз работал в должности начальника рекламного отдела. При этом первое столкновение с рекламой было такое. У хозяина этой конторы были отношения с самбистами. И в тот момент в Москве проходил Чемпионат Мира по самбо. Мы получили права на размещение рекламы на этом стадионе, на видеосъемку и т.д.

АЕ: Смотри, 1990 год был, а уже все по-честному – права, лицензии.

АШ: Ну, не совсем по-честному. Грубо говоря, появлялся в зале человек с камерой, собирался снимать, и мы ему говорили: «Дорогой, надо платить деньги!». Ну, ничем это так и не закончилось. А потом эта контора пошла по пути дикого капитализма. Сначала торговля сигаретами, купили партию сигарет. Взяли кредит, цены на них упали, и мы прогорели. Всякое было. И в какой-то момент купили партию компьютеров. Это был 1992 год – все с ума сходили по компьютерам, но компьютеры не «пошли», и начались проблемы. Как-то сидел вечером в АПН на Зубовском (там еще Видео Интернешнл несколько комнат снимало), общался со своей давней знакомой Таней Межениновой. Она уже тогда в Видео Интернешнл работала. И совершенно случайно зашел Заполь, мы познакомились, поговорили, и через некоторое время он позвал меня на программу про теннис Tie break, которая должна была запускаться на Российском телевидении. Сказал: «Хочешь быть ведущим? Будешь ведущим Tie break». Я сказал: «Нет, я не журналист, я, может быть, филолог, но не журналист!», а он: «Ты в теннис играешь?» – «Играю.» – «Кайф понимаешь?» – «Понимаю.» – «Ну тогда и веди программу». Но все же программа так и не вышла.

АЕ: А какие-то пилоты сняли? Что-то есть посмотреть?

АШ: Нет, вообще ничего не сняли. Пообщались немного с Перепелкиным (он делал пробы), меня там немного поснимали: надо было что-то сказать, произнести. Я был, конечно, очень горд. И потом в какой-то момент все затихло.

АЕ: То есть, так ты никуда и не перешел, остался работать в «Столице»?

АШ: Да, ничего не получилось. А после этого началась зима. И меня знакомые спрашивают: «Хочешь съездить во Францию переводчиком вместе с Театром на льду Игоря Бобрина?» Конечно! И я ездил по всей Франции: переводчиком, грузчиком, на пушке световой стоял. Все 40 дней колесил по Франции и заработал 1000 долларов. А это по тем временам были безумные деньги. Приезжаю в начале января, возвращаюсь на свое прежнее место. Все замечательно, все хорошо. А там мне говорят: «Ой, Леша, а у нас для тебя радостная новость!» Я говорю: «Что такое?» – «А ты у нас стал генеральным директором». Так, неожиданно... «А прежний генеральный директор где?» – «Ну, он ушел». Мне стало кое-что непонятно. Пошел выяснять: компьютеры не продались, кредит не погашен, генеральный свалил. Ну вот, Леша, давай принимай дела со всеми вытекающими последствиями. А там уже разбирательство, дело в суд передают, наезд. И в этот момент, так вот совпало, в один день мне звонят и говорят: «Слушай, мы проект сейчас выпускаем новый, называется «Кубок Америки», это по парусному спорту, раз в 4 года событие великое, считается, что это а-ля Олимпиада, хочешь участвовать – заходи». Да, это очень вовремя. И я, соответственно, где-то в середине января 1993 как раз пришел в «Видак».

АЕ: И это был сам «Видак»?

АШ: Сам «Видак» тогда находился в здании АПНа всего в пяти комнатах. В одной – сидели Лесин с Заполем, в другой комнате сидел Паша Корчагин с Оганесом Соболевым, и еще была одна приемная, где сидели все остальные, ну и 2-3 комнаты под бухгалтерию, киношники, программы. При этом у меня был свой компьютер, свой стол, свой стул. И в то время пришел Кирилл Соболев (ныне – глава юридической службы Видео Интернешнл, но тогда он еще на юридическом учился – курс 3-4-й) и арендовал у меня угол стола, время от времени пользуясь моим компьютером. Все только-только начиналось. Мы потихонечку выходили из тени и сделали такой великий шаг: приехал какой-то великий фотограф делать удостоверения. До сих пор у меня лежит такая большая карточка: телевидение, радио, пресса, что-то еще, фотография и от руки написанная должность без даты и печать стоит «Видео Интернешнл». При этом фотограф был гениальный. Он сфотографировал всех. А у кого какие дефекты были – он подчеркнул их по полной программе. Значит, шаржи такие. Мы сидели, смотрели фото, просто банда какая-то. За каждым что-то есть: взломщик, мокруха, там я не знаю, бухгалтер, мама дорогая! У меня номер был 27, номер 11 был у Лесина, первых 10 вообще не было.

АЕ: 27 – это достойно?

АШ: Да, 27 – гордость! Ну, понятно, что это нигде ни разу не показывал, хотя несколько раз от ментов применял, когда проверки типа «а чего? а что?» – пресса, телевидение, «Видео Интернешнл». Тогда занимались продажей рекламы по минимуму. А еще там сидели «младенцы», то есть «Устами младенца», «Сам себе режиссер», киношники, которые первые ролики снимали. И как раз был тот момент, когда пошли первые сериалы, ну самое-самое начало, ездили на какие-то съемки, стояли в оцеплении. И как раз эта история с Кубком Америки прошла, прорекламировали какие-то заказные статьи, причем я помню, сами делали макеты практически от руки. Фотографию нужно было вырезать, наложить на ксерокс, отксерить, написать какой-то текст, сдать, заплатить какие-то деньги. Я тогда какое-то время занимался прессой, а потом мне предложили телевидение. Телевидение – это было очень круто, классно продавалось. Основное, что распространял «Видак» в то время – это была «Санта-Барбара».

АЕ: У них и сейчас неплохо это дело идет.

АШ: Ну, да. Грубо говоря, выделяется какой-то объем денег, и дальше, сколько можешь разместить – ради бога! И, понимаешь, на этом очень хорошо зарабатывалось. Была «Санта-Барбара», были «Вести»: блок до и после «Вестей», художественные фильмы АВС и CBS и, конечно, «Сам себе режиссер» и «Устами младенца». Все, больше ничего особо не котировалось.

АЕ: Это все на «России»?

АШ: Да, это все было на «России». Это был 1993-94, то есть шла война с Первым по полной программе, с «Премьером». Ну, вот такая была учеба. Иногда у нас был дефицит. Например, иногда в программе «Вести» не было места в одном блоке, и тогда мы ставили до или после…

АЕ: Жутко извинялись?

АШ: Да, и тогда в первый раз я услышал слово «рейтинг» от Заполя, он начал объяснять, что внутри программы «Вести» реклама стоит 10 000 долларов, а до – 5 000 долларов, но при этом рейтинг не сильно ниже, то есть получается, что это на 25% выгоднее. Вот первые азы. Все было потихонечку. Не было никакого программного обеспечения, ничего такого. Графики делались в программе «Лексикон».

АЕ: Какая-то форма была?

АШ: Да, три клеточки, ты их переставлял так-сяк, набивал, потом ты это копировал – большое искусство, после вставлял все ролики, затем все это распечатывалось на двух листах А3, склеивалось и по факсу отправлялось.

АЕ: То есть ты был менеджером по работе с агентствами/клиентами.

АШ: Да, а потом началась эпоха всяких фондов «МММ», «Телемаркет», Лысенков был лицом «Телемаркета», «Селенга», «Хопер-Инвест». И все в это играли, как раз был 1994 год. А у меня тогда родился сын, мне было ни до чего, и я не играл. Те же, кто играл в «Телемаркет», в «МММ», в итоге попали. У меня тогда была любимая поговорка, у «Телемаркета» был такой слоган – «Папа умный, папа Телемаркет купит», ну и когда все это рухнуло, я говорил про себя – «Папа умный – папа Телемаркет не купил». Еще мы ролики для них снимали, у «Селдома» были шикарные ролики.

АЕ: А снимал сам «Видак»?АШ: Да. Снимали Фарбер с Добужинским, Перепелкин, Бекмамбетов. И деньги зарабатывались – снимали и размещали, полный сервис. С налоговыми проверками весело было. Для какого-то ролика «Империала» была сделана покупка обезьяны. Обезьяна там должна была присутствовать, ну понятно, что ее не покупали, а брали на время. Они говорят «А где обезьяна?» – «Сдохла...» – «Акт о смерти». Потом все это как-то поутихло, но был шок в течение первых месяцев. Еще, не помню, какой год был, 1994 или 95-й. Это к вопросу о том, как работает реклама. У меня друзья были, владевшие туристическим агентством. Позвонили они и сказали: «Леш, слушай, у нас туроператор на Сейшелах, нам нужно снять короткий ролик про себя и наснимать отели». Я говорю: «Ребята, мало того, что это снять, это еще и смонтировать надо, ну и разместить на ТВ, одним человеком с камерой не обойдетесь». Ну, и в итоге, (это был сентябрь 1994 года) раскрутили их на поездку на Сейшелы целой группы. Взяли бетакам в АПНе, Володя Котенко из МУВИ был директором съемочной группы, я был продюсером, Володя Мясников из АПНа был оператором. В общем, три человека поехали туда.

АЕ: Сами все отсняли?

АШ: Да, причем как на нас там смотрели - 1994 год, там еще русских практически не было, прилетают белые люди с огромной камерой, треногой, запасными аккумуляторами, сами все таскают, в общем, некий нонсенс. Объездили все Сейшелы, сняли все отели, номера. Засняли природу, всю эту красоту. Приехали в Москву, смонтировали ролик, Гуревич его озвучил (кстати, бесплатно), ну и потом разместили его 2 или 3 раза до «Санта-Барбары». Ребята набрали два чартера тут же.

АЕ: Вот так вес у рекламной кампании?

АШ: Серьезно! Ну, тогда «Санта-Барбара» была единственным сериалом. Они отправили 2 самолета туда и окупили все по полной программе, поездку, съемку ролика, размещение, и еще денег заработали. Вот реальная работа рекламы. Очень красивый был ролик: все эти красоты, компьютерная графика, все дела. Правда, когда его уже смонтировали и выпустили в эфир, выяснилось, что у нас земной шар не в ту сторону вращается. Примерно в это же время у наших руководителей пришло понимание, что нужно создать свое рекламное агентство «Видео Интернешнл», и пригласили Диму Аброщенко и Лену Малыхину. Они пришли к Заполю, сказали, что им нужен человек. Он сказал мне на время идти – 50% здесь, 50% там, но через две недели забрал, объяснив, что не получается.

АЕ: То есть с первого раза не получилось.

АШ: Не получилось. Я месяца через 2-3 потом перешел на позицию планера¸ Саша Нижельский позвал. В РАВИ тогда человек 15 было. Тоже сидели все в одной комнате, и каждый пытался что-то делать. Меня вот учили планировать. А потом осенью 1996 года выборы проходили. И как раз тогда наступил наш этап становления, «ельцинский». И как выяснилось, что у него было все очень и очень плохо: отправили съемочную группу по регионам ролик снимать, приехали люди в шоке абсолютном, то есть когда говорили о Ельцине…

АЕ: До свидания…

АШ: Да. И тогда в 96-м все это началось. Весь состав привлекли – всех, кого могли – Бекмамбетова, Коптева, Перепелкинаб Мишу Маргелова. Тогда придумали «Выбирай сердцем», и еще была замечательная вещь под названием «Страшилки». Антипропаганда коммунистов, в таком-то году при власти коммунистов погибло от голода столько-то людей, расстреляли столько-то миллионов. И поскольку была платная и бесплатная реклама, было известно, где размещается бесплатная реклама. То есть шла бесплатная реклама Зюганова, до и после него выпускались эти ролики. Причем в последние дни было целью не то, чтобы изменить отношение к Ельцину, а все направлялось лишь на то, чтобы люди пришли голосовать. В последние дни запрещена агитация за кандидата, но не запрещена агитация за то, чтобы люди шли голосовать. Брали известных людей, там Калягина, например. Они говорили: «Ребята, придите на выборы, просто придите и все». Естественно, дневали и ночевали там. Вот и был случай, когда я в 11 часов вечера из АПНа приехал домой на Щелковскую, залез под душ, вышел, мне дают телефон: «Леша, развернулся и назад», потому что что-то там изменилось. Ну вот, и потом поехал, проголосовал и после этого поехал на дачу, чтобы всего этого не видеть. Сидели, следили, как это все происходит, и пришло понимание того, что мы победили, серьезное было испытание. Можно было солидный политический капитал заработать. Ну, а дальше, агентство нормально стало расти.

АЕ: А размещалось это все через агентство?

АШ: Это снималось РАВИ: что-то РАВИ, что-то Коптев снимал, а размещало все РАВИ. И очень хитрая история была. Поскольку по закону о выборах у всех должны быть равные права, у всех должны быть равные цены. Но мы для Ельцина покупали аудиторию 65-75, жители районов Крайнего Севера, и говорили, что нам нужна именно эта аудитория. То есть, это были первые экзерсисы с целевой аудиторией, тогда ничего этого еще не было.

АЕ: Слушай, а Gallup уже что-то считал?

АШ: Gallup’a не было, был RPRG. А после выборов мы стали расти, расти, расти. И в какой-то момент решили из РАВИ отпочковаться, создать медийную структуру. Нижельский был генеральным, мне предложили работать медиадиректором, а Эдику Роднянскому байинг-директором. И мы с Эдиком вечером сели, поговорили и поняли, что ему нравится больше медиадиректорство, а мне переговоры, и мы с ним просто поменялись. В общем, у нас сформировалась команда, Нижельский, Роднянский, Шпольский, и вот в таком составе ездили на деловые встречи, удачно получалось.

АЕ: А это уже какой год был?

АШ: 1996-1997. Ну, а потом был кризис. Причем мне повезло, не больше всех, но повезло. Я уехал отдыхать, когда еще только все начиналось, было еще непонятно. При этом русскоязычных каналов в гостинице не было, и я смотрел CNN, видел очереди в обменники, ну, думал, пляшет доллар, в Москву когда звонил, никто мне ничего не говорил. После чего я вернулся, меня встретил водитель, выдал мне телефон, 40 минут по дороге я провисел на телефоне, приехал домой, включил телевизор, понял все, позвонил своим знакомым. Просто все, что люди переживали за 2-3 недели, я пережил за один вечер. Утром встал, понял, что все уже произошло, что надо жить дальше. Ну и был очень тяжелый период, когда часть людей сокращали. Причем было все очень по-честному, если человеку предлагали уходить, при этом выплачивали ему всю зарплату. Те, кто оставался, получали, и 30%, и 50% от зарплаты. Потом прошло 2-3 месяца, потихонечку-потихонечку появилась реклама, и в 1999 году мы вышли практически на тот уровень, который был раньше.

АЕ: То есть удалось пережить без особых структурных изменений?

АШ: До кризиса у нас было два агентства Мега Медиа и CIA Russia (западная медийная сеть). А после кризиса 2 агентства просто объединили, тогда у всех происходило слияние, чтобы проще минимизировать расходы. А в итоге, даже тех, кого мы уволили, всех взяли назад. Ну и затем началось разрастание, потом переезд на Академика Павлова, потом на Осенний Бульвар.

АЕ: Понятно. А расскажи, чем ты занимаешься вне работы. У тебя есть выходные? Как ты разграничиваешь работу и неработу?

АШ: Знаешь, я когда-то для себя решил, что после прихода домой, я о работе не говорю, сам никуда не звоню, и до сих пор придерживаюсь этой политики. При этом у меня есть бзик, я очень пунктуальный, если опоздаю на встречу, я чувствую себя очень некомфортно, лучше я приду раньше. Например, презентация, если начало в 19.00, понятно, что начнется все не раньше начала девятого. При этом я приду ровно в 19.00, увижу всех трезвыми, нормально пообщаюсь какое-то время и поеду. То есть я четко разграничиваю: личная жизнь – это личная жизнь, а работа – это работа. Я стараюсь не смешивать.

АЕ: А что для тебя выходные?

АШ: Ну смотри, у меня сын от первого брака. И я «сумасшедший» папа. Два раза в неделю я забираю его из школы в 19:00 и провожу с ним весь вечер, и практически каждые выходные стараюсь забирать его к себе домой. Ему 12 лет.

АЕ: При этом ты же не ездишь за рулем?

АШ: Да с машиной у меня отношения не сложись уже давно: права есть, водить не умею, машины нет. Я давно понял, что мое место в машине – это сзади. Утром по дороге можно подремать, ну не подремать, а подумать о чем-нибудь; вечером точно так же; днем, если какие-то переговоры, сел и поехал – не обременяет. На дачу то же самое – взял такси и поехал. А про личное время…Я стараюсь, если есть возможность, в 7-начале 8 уехать. Когда вернулся, уже 8-9, сил хватает поужинать, ну фильм посмотреть или книжку почитать. И то, знаешь, это мечта – книжку почитать, книги я читаю где-нибудь на отдыхе. Ну и время от времени я выбираюсь в кино или в театр, на выставки или в ресторанчик поужинать. А в целом очень люблю ездить отдыхать, это, наверное, второй мой бзик.

АЕ: Да, ты постоянно где-то путешествуешь, причем просто на выходные, как я понимаю?

АШ: Да, если есть возможность, обязательно выбираюсь на выходные, на 3-4 дня. Если есть какие-нибудь каникулы короткие, взял и слетал куда-нибудь. Я в Египте был раз 6 или 7…

АЕ: В основном, на юга, на солнце, на море?

АШ: На юг, у меня отдых – это море. Для счета: на Сейшелах три раза был.

АЕ: Первый раз бесплатно.

АШ: Да, второй раз у меня на Сейшелах была свадьба. У нас все очень смешно получилось. Мы улетели на Сейшелы за месяц до регистрации, просто захотелось, чтобы это запомнилось. Народ местный был в шоке, говорят, что мы мол без регистрации не можем свидетельство выдать, а нам и не надо, это ведь для себя. Потом вернулись, свадьба была в Москве, и через неделю улетели в Барселону на МTV-ишную тусовку продолжать свое путешествие. То есть Сейшелы, Марокко, Кипр и прочее. Таиланд – вообще любовь на всю жизнь; Кения – один раз съездили за счет клиента. А так летом в выходные обычно на даче: в пятницу уезжаем, в воскресенье возвращаемся.

АЕ: То есть ты стараешься максимально солнечную ванну принять?

АШ: В принципе, да. Причем у меня дома свой распорядок дня, своя жизнь. У меня с момента подъема до момента выезда на работу обычно час. Я люблю минут 15 посидеть на балкончике, попить кофейку, а не так, что вскочил и побежал. Посидел, подумал, послушал птичек, собрался и поехал на работу.

АЕ: Слушай, а друзья какие-нибудь остались школьные?

АШ: Ну, школьных как-то и нет, то есть пересекаемся с кем-то: например, один вице-президент концерна «Сухой», у второго несколько салонов элитной мебели, у третьего что-то еще, все довольно-таки успешные. При этом у нас было несколько попыток пересечься, но это такое плачевное зрелище, когда несколько лет людей не видишь, потом испытываешь чувство дискомфорта, какое-то чувство потери. Потому что видел человека довольного и веселого, а потом он становится безумных размеров, а кто и вовсе спился. Иногда встречаемся на даче с кем-то. Но у меня все же есть несколько друзей, с которыми мы постоянно общаемся.

АЕ: Слушай, а в рекламном деле у тебя есть какие-нибудь знакомые, с которыми уже какие-то другие, более дружеские отношения?

АШ: Ты знаешь, наверное, нет. То есть чисто хорошие приятельские отношения, но, в первую очередь, по работе. Либо нужно просто жить по-другому, но тогда придется поменять образ жизни. Я к этому не готов. Я выстроил себе некую модель жизни, она, наверное, неидеальна, но я чувствую себя в ней комфортно. Если я начинаю из нее выпадать, я начинаю что-то не успевать, куда-то спешить.

АЕ: А время на себя? Я понимаю, есть работа, которую ты стараешься лимитировать, есть семья, есть ребенок, а время на себя – утренний кофе, как я понял, и все?

АШ: Я ходил какое-то время в тренажерный зал на Варшавке. Потом я понял, что трачу свое время на дорогу, и у себя на балконе соорудил небольшой тренажерный зал: там полный набор всего, что мне необходимо. И когда есть силы с утра или в выходные часок позаниматься, то это очень хорошо. На роликах люблю кататься. Когда есть возможность, играю в теннис.

АЕ: В большой?

АШ: Я начал давно, в 6 лет. У меня дедушка был фанат тенниса.

АЕ: То есть ты серьезно занимался?

АШ: Ну, не скажу, что я фанат спорта. Просто ходил во множество секций: теннис, плавание, фигурное катание, хоккей, футбол, фехтование, каратэ. Всем-всем позанимался. С 13 до 15 лет (3 года) я ходил на фехтование. Помню, приходил домой, мама плакала. Я занимался на сабле, а сабля – инструмент такой, где не фиксируется удар-укол, лупят со всей дури, и левая рука у меня была постоянно вся синяя. Ну, вот до сих пор я вспоминаю, хочется иногда выйти на дорожку, занять позицию…

АЕ: А вот книжки, ты говоришь, в выходные читать пытаешься?

АШ: В выходные или иногда вечером. Какое-то время я очень серьезно подсел на Акунина, прочитал все, что можно, потом как-то спало. Брауна читал, Бегбедера... Одно время читал все по-французски.

АЕ: А для того, чтобы стать Алексеем Шпольским на рынке рекламы, это ведь свой стержень нужен, убеждения, свои правила. Скажи, есть ли такие, которым ты стараешься следовать?

АШ: Я считаю, что все должны быть довольны, всем должно быть хорошо. Ты один раз чего-нибудь выкинешь по полной, а больше тебе никто ничего делать не будет. У меня такой подход – мы ничего лишнего у вас не просим, но то, что вы должны – будьте добры! Если надо, мы вам докажем. Но до последнего не хочу давить, не надо. Два-три раза они сделают, но потом скажут: «Извини, но ты нам не интересен». Я никогда никого не разводил, у нас в агентстве обманом никто не занимался. Вот такая школа. Мы с самого начала поняли, что не умеем разводить и лучше не начинать. А правду говорить – легко и приятно. Честность – залог долгого сотрудничества, а предоплата его укрепляет.

АЕ: То есть во всяком случае ты за подрядчиков отвечаешь и всякие моменты сглаживаешь.

АШ: Да. Пример. Я знаю, что где-нибудь на отдыхе в том же Египте мне говорят, что я неправильно торгуюсь. Он одну цену называет, а ты должен другую, и дальше вы торгуетесь: один снижает, другой повышает. Я делаю по-другому, я знаю, сколько готов выложить за это, а торговаться мне неинтересно. Я понимаю честную цену, которую надо заплатить за товарно-денежные отношения или если что-то хочу купить.

АЕ: Слушай, а есть такие вещи, о которых обидно, что не сделал, то ли не додумал чего-то или что-то не так сделал?

АШ: Ты знаешь, мне как-то везло по жизни, и я не делал каких-то вещей, которых я не должен был делать. Мне в какой то момент предложили стать медиадиректором Saatchi&Saatchi, я сказал: «Нет ребята, неинтересно». Потом мне предложили поехать на год представителем «Видака» на Украину строить офис. В пятницу на самолет в Москву, в понедельник назад. Но я тоже отказался. То есть неоправданных шагов я старался не делать. И когда уходил из компании, в которой проработал 13 лет, я просто понял, что жизнь изменилась, ничего не поделаешь, компания изменилась, наверное, должен начаться какой-то другой этап в жизни.

АЕ: Слушай, а тяжело уходить?

АШ: Трудно, конечно. Я для себя считал, что в «Видаке» 1 год за 3, то есть я там проработал 39 лет. Это много. Еще тяжело потому, что многие из тех, кого знаешь с самого начала, остаются. Но, в общем, меняется сама жизнь.

АЕ: Слушай, ну а вообще, если резюмировать. Какая у тебя цель? Ты, по моему мнению, нестандартный. Есть куча людей, которые ниже тебя по уровню, они уходили и могли год не работать, ты же не сбавляешь темпа.

АШ: Я не хочу так: то есть для меня полежать на диване месяц – значит начать чувствовать себя дискомфортно. Я привык работать. Для меня это опять-таки нарушение моей четко выстроенной схемы.

АЕ: Для тебя важен сам процесс?

АШ: Нет, для меня очень важен результат. Ну и процесс тоже важен. Были моменты, когда мне все надоедало, но когда я приезжал на Павлова, подходил к банкомату, засовывал туда карточку и проверял остаток на счете... И этот железный друг возвращал меня к действительности. Но в какой-то момент я понял, что мне придется не зарабатывать деньги, а лишь получать их. То есть я становлюсь функционером, новые правила игры, новые схемы. Поэтому я для себя решил еще в начале этого года, что ухожу. Но форс-мажор - вышел новый закон о рекламе, и надо было все пересчитывать, все сделки перенегошиировать, и я для себя решил, что не смогу уйти, пока не доделаю все это.

АЕ: Опять-таки будет нечестно?

АШ: Ну, опять-таки несправедливо по отношению к людям, с которыми начинал. Чисто по-человечески. Ну и как я всем говорю, что главное – это идея, все остальное – фигня, пока есть нормально функционирующий коллектив. Поэтому лучше уходить сейчас, когда есть силы, пока есть желание попробовать себя в чем-то еще.

АЕ: А нет желания остановиться?

АШ: Еще лет 10 поработаю, потом, может, и возникнет желание остановиться. Но рост цен на все, а на недвижимость особенно, заставляет все время догонять, поэтому для того, чтобы сказать: «Все, я больше ничем не занимаюсь», нужно еще работать и работать. И при этом создавать свое дело я пока еще не готов: не готов становиться генеральным директором со всеми вытекающими отсюда последствиями – ответственностью и т.д.

АЕ: То есть пока процесс комфортен...