Memento mori по фон Триеру

Ничто не потрясает меня больше, чем жизнь обывателя. Поэтому, наверно, я засыпаю в кинозале во время блокбастеров вроде «2012». После просмотра «Меланхолии» у меня сложилось совершенно четкое впечатление, что фильм  исключительно о личной внутренней катастрофе.  Иными словами, конец света – это метафора схождения с ума молодой женщины. Земля – это персонификация Жюстин, а надвигающаяся планета Меланхолия – это глубочайшая депрессия, которая поглощает героиню. Никакой вселенской катастрофы нет – все происходит в голове. Кто-то из писателей-постмодернистов писал, что на свете нет ничего более интересного и непредсказуемого, чем психика молодой женщины.

Почти все фильмы фон Триера о женщинах и для женщин. Вероятно, поэтому мужчины редко понимают и разделяют его творчество (хотя могу ошибаться). При всем количестве вопросов, которые возникают после просмотра триеровских картин, мне почему-то все понятно по ощущениям. Женская логика. Триера нужно чувствовать, а не понимать. Часто с первых минут фильма я влезаю в шкуру триеровских героинь и остаюсь в ней до конца показа; меня охватывает странное и малоприятное чувство, что мой мозг кто-то сканирует и проецирует на экран. Отдаю должное и операторам фильмов фон Триера: именно так я представляю себе паническую атаку, как это было показано в «Антихристе», именно такие же смешанные чувства я бы испытала, будь я на месте Бесс («Рассекая волны»), именно так я представляю себе процесс постепенного схождения с ума, как в «Меланхолии».

«Меланхолия» для  меня – это визуализация психического расстройства, которое заражает и зрителя. Но как мастерски это показывает фон Триер, внимательный к деталям  – вспомните сцену в ванной, когда у Жюстин отнимаются ноги, или ужин, когда некогда любимый ею ростбиф кажется ей на вкус пеплом. Постоянно угнетенное состояние, бредовые идеи, ипохондрия, бессонница, склонность к суициду, оцепенение мышц – все это симптомы меланхолии, описанные в психиатрии.

Сцену совокупления главной героини со случайным знакомым на лужайке либо трактуют как лишнюю и ничего не добавляющую сюжету, либо расценивают как очередное проявление неадекватного и аморального поведения Жюстин. А мне кажется – для Жюстин это попытка ущипнуть себя во сне. Ощущая полное безразличие ко всему происходящему, она судорожно пытается вернуть себе хоть какие-то эмоции и делает это механически – если не удовольствие, то хоть отвращение почувствует или вину. Но не происходит ни того, ни другого, ни третьего. Меланхолия неукоснительно приближается к Земле. И тревоги уже нет. Есть только пустота и безразличие, которые заполнить нечем, и, самое главное, желания нет. Остается только  ждать конца бренной земной жизни, которой так дорожит Клэр.

Несмотря на то, что Клэр на вторых ролях, она едва ли не более сложный персонаж, нежели Жюстин. Она не просто дополняет характер сестры, она является второй половиной целого.

В основе фильма дуальная структура: Земля – внутренний мир Жюстин и надвигающаяся планета – депрессия и/или смерть; Жюстин – иррациональная, эгоцентричная, презирающая нормы поведения, деструктивная, грезящая об апокалипсисе и Клэр – логичная, сострадающая, правильная, созидающая, боящаяся смерти; блондинка и брюнетка; стихия и порядок. Неврозы Жюстин и спокойствие Клэр в первой части контрастируют с индифферентностью Жюстин и паникой Клэр во второй. Имена сестер, как мне кажется, тоже выбраны не случайно: Жюстин (от лат. «справедливый, честный, правдивый»), Клэр (от лат. «светлый, ясный»). Сестры-антиподы –  это две составляющие каждого человека. Только в конце меланхолия накрывает их обеих.

А что же такое меланхолия? Страх перед неотвратимостью смерти, осознание бессмысленности и бесполезности всего окружающего, одиночество?... На экзистенциальные вопросы сложно ответить однозначно, да, наверно, и не нужно. У каждого своя меланхолия, даже если он сам боится себе в этом признаться. Жизнь – это, как ни прискорбно, дорога к смерти, это тяжелое испытание, которое каждый проходит по-своему и встречает конец в одиночестве. Кто-то старается не вспоминать о неизбежности конца и отвлекается на каждодневную суету. Папа невесты забывается в вине, Клэр занимается организацией свадьбы сестры, ее муж изучает планеты, Майкл подумывает об устройстве семейного гнезда, босс Жюстин активно пытается продать товар, молодой человек старается получить место в рекламном агентстве, распорядитель на свадьбе контролирует, чтобы мероприятие шло четко по сценарию – все вроде при деле. Но это все оболочка, мишура, а что внутри и кто об этом задумывается?

Только женские персонажи выходят за рамки происходящего – они знают и видят больше: мать Жюстин с самого начала развенчивает эту идеально-театральную свадьбу как модель никчемной и пустой жизни, Жюстин неожиданно обнаруживает, что знает точное число бобов в вазе, а потом и то, что Меланхолия врежется в Землю, во второй части и Клэр испытывает тревогу, которая перерастает в панику. Логике здесь нет места, это предчувствия, интуиция, глубинные знания, которыми невозможно овладеть, читая тысячи умных книг. Все достижения цивилизации, рацио, видимое благополучие – все летит к черту перед лицом надвигающегося конца. Спасения нет. Умники мгновенно осознают свою беспомощность и слабость перед природой – Джон, муж Клэр, травится таблетками, лишь бы не присутствовать при апокалипсисе. Жюстин принимает смерть уже с готовностью, Клэр до последней секунды алчет жить, ее сын Лео, наверно, воспринимает все происходящее как страшную сказку. Многообразие восприятий смерти, а итог один для всех. Это единственный абсолют, единственная константа.

При всем этом фильм вовсе не показался мне пессимистичным. Черный юмор фон Триера в «Меланхолии» присутствует уже в прологе: на дворе конец света, на полу мертвые птицы и лошади, нагнетающая музыка Вагнера, замедленная рапида, а копирайтерша Жюстин при полном параде стоит посреди апокалипсиса. Эстетизация смерти или шикарный ролик? Не зря все-таки босс назначил Жюстин арт-директором.