Франсис Пикабиа. Дадаист, уделавший своего дедушку

Жили-были три американских богатыря-дадаиста: Марсель Дюшан, Ман Рэй и Франсис Пикабиа (1879-1953). Жили - не тужили, апроприировали, реди-мейдили, публику эпатировали, в общем – активно дадаировали*… Про первых двух я уже доходчиво написал, а про третьего, самого старшего, не написал – имя у него больно страшное. Ну, это же надо такое иметь – ФрансИс ПикабиА. Совершенно не по-русски, о чем только люди думают? Оно, конечно, я текст пишу, а не лекцию читаю. Но пока пишешь, нет-нет, да и произнесешь про себя то, что пишешь. А как произнесешь, так и язык сломаешь. Беда прямо. А писать про него, про Пикабиа эту, надо. Он и не склоняется еще, гад.

Американцем он, Пикабиа, собственно говоря, никогда не был. Он просто в тот момент, когда стал дадаировать, оказался в Америке, в компании с Дюшаном и Ман Рэем. Ну, и проходит теперь по разряду американского дадаизма – другого-то тогда еще не было, до кабаре «Вольтер» еще целый год был. Термина «дада» тоже не было, его швейцарские дадаисты придумали, поэтому Дюшан, Ман Рэй и Пикабиа еще не знали, чем занимались, в непонятке жили.

А был Пикабиа наполовину испанцем – вот откуда имечко это у него жуткое, стало быть – родившимся в Париже. Хорошо тогда было художнику родиться в Париже – ехать никуда не надо. Особенно, если папаша богатый. А у Пикабиа ведь и мамаша-француженка была богатая. Еще у него дядька был, по мамашиной линии, тоже богатый, и он коллекционировал искусство. Ну, такое, попсово-традиционное. Пикабиа его презирал и такого искусства всячески сторонился. Всю жизнь. Был у Пикабиа и дедуля – опять от маменьки. Дедуля был продвинутым, водил дружбу с самим Дагером – изобретателем дагерротипа имени себя – верил в прогресс и доходчиво втолковывал внучеку, что тот зря тратит время на занятия живописью, рисунком и композицией, поскольку фотография скоро вытеснит все это на хрен. «Ты можешь фотографировать пейзажи, но не те формы, которые сложились в моей голове», - гордо отвечал юный Пикабиа, и продолжал заниматься живописью, рисунком и композицией.

Рос Пикабиа недорослью, двоечником, жуиром, бонвиваном, дон жуаном и светским хулиганом, что в сочетании с холерическим темпераментом давало очень интересные результаты. Периодически он, как и положено холерику, впадал в хандру. «Откуда у парня испанская грусть?», - спрашивали тогда друг друга французы и француженки. А он бросал все и уезжал куда-нибудь к чертовой матери. Еще он часто менял стили и направления в своем творчестве, чем тоже прославился. В общем, человек он был ветреный и несобранный, как сказал бы мой друг Левик Козовский, поэт.

Но искусство любил, и занимался живописью, рисунком и композицией в двух школах сразу. Выставлялся в Салоне Независимых и стал относительно известен. Работы его того времени, рубежа веков, можно описать, что совершенно справедливо отмечает авторитетная Википедия, как Камиля Коро, дотянутого до импрессионизма.

Мартиг

Берег реки

Или просто как импрессионизм.

Осенний эффект

К концу первого десятилетия ХХ века ПикабиА – это чтоб вы не забывали – пошел в фовисты.

 
Седель

Потом – в кубисты – ну, т.е. он с некоторым запозданием проходил все те стадии, которые прошло к тому времени французское современное искусство.

Танцы весной

Эту работу в числе других четырех Пикабиа показал на знаменитой выставке «Армори-шоу» в Нью-Йорке в 1913 году. Параллельно с кубизмом он разрабатывает свой вариант посткубистической абстракции, который Аполлинер называл орфизмом – это такая по-футуристически динамичная абстракция.

Эдтаонисл (Священнослужитель)

Танцовщица в трансатлантическом круизе

Вот тут сразу вспоминается его ответ дедушке – где такое сфотографируешь. Вдруг грянула война. Пикабиа по блату с год возил какого-то генерала, а потом его послали на Кубу – оттуда ситуативно происходил его папаша – чего-то устраивать в смысле поставок во французскую армию. Сахар, наверное. Или сигары – что там еще было-то. Нелегкий путь на тогда еще остров Несвободы лежал через Нью-Йорк. Там Пикабиа завис надолго, совершенно забыв о поставках вовсю воюющим французам**. Ну, ладно, они все равно победили, без сахара и сигар.

В Нью-Йорке он активно общался с ранее знакомыми уже Дюшаном и Ман Рэем и там же начал делать работы, которые его прославили на весь мир. Назывались они впоследствии механоморфными.

Очень редкое изображение земли

Дочь, рожденная без матери

Любовный парад

Тут я нарушу хронологию изложения и выложу все, что думаю, про эти работы, чтобы уж сразу отделаться – красил-то он их несколько лет, уже и в Европе. Так вот, конечно, это редкий тогда случай так называемой апроприации – Пикабиа брал реальные чертежи, раскрашивал их и добавлял разные идиотские детали***. Логика, в общем, похожая на логику реди-мейдов Дюшана типа «Фонтана», которые появились одновременно или чуть раньше. Т.е. берется нечто, к искусству никак не относящееся, переносится в контекст искусства – в данном случае, исполняется художником как традиционные живопись/графика, и выставляется в галерее – и на этом основании объявляется искусством. Публика плюется, а поделать ничего не может – все законно. Какая разница, что там изображено, если может быть вообще ничего не изображено, как в абстракции, к тому моменту существующей. Работа проделала весь тот путь, который проделывает любое апробированное произведение традиционного искусства – значит, она – искусство, хоть ты тресни.

Дитя-карбюратор

Существуют еще разные интерпретации этих работ как типа продукта восторга Пикабиа перед механизмами и красотой индустриальной цивилизации. Ну, возможно, этим определялся его выбор того, что нужно апроприировать. В любом случае, эта вещь совершенно второстепенная. Он же не традиционный художник как какой-нибудь Коро, который изображает скалы в Чивита-Кастеллана, потому что они красивые и ему понравились.

Камиль Коро. Скалы в Чивита-Кастеллана

Тут логика другая. Тут же не красота важна, а смыслы. Протоконцептуалистские поиски ответа на вопрос, что такое есть искусство. А про сильно эстетическую красоту механизмов – это к футуристам или к Фернану Леже, это они всякие индустриальные железяки воспринимали как эстетически богатые объекты.

Посреди всего этого разгула апроприаций Пикабиа впал в очередную депрессию и уехал в Барселону, где от тоски выпустил сборник стихов со своими иллюстрациями «Стихотворения и рисунки дочери, рожденной без матери». Сборник попал в Цюрих, где его хорошо и со вкусом оценили местные дадаисты. Там были стихи вроде этого:

КУВЫРКОМ

Распад мертвой воды
Фасолины
Опиум
Взрыв
Следы нежных весел
Моих ног
Бесформенные в складках своей загадки
иероглифа
Забор
Штакетник
Дом
Волшебные полуденные места
всеми горизонтальными сторонами
Рождающие
Способ объять
Небытие.

Понятно, что люди типа Тцары, Арпа и Янко пройти мимо таких стихов не могли. Тут же все родное – слом традиционного поэтического строя, неожиданные и далекие ассоциации, рождающиеся на «кончике языка» и т.д. Они пригласили Пикабиа к себе, он приехал и узнал, что занимается дадаизмом.

Вскоре цюрихский дадаистический центр закрылся, и Пикабиа вместе с частью этой публики вернулся в Париж. Там он проявил себя активным организатором буйной дадаистической жизни****, но столкновение амбиций его, Тцары и примкнувшего к группе Бретона и интриги, местами переходившие в мордобой, развалили течение и расчистили дорогу сюрреализму, главным в котором оказался Бретон. Склонный к лидерству Пикабиа перенести этого не мог, он стал дико ругать и дадаизм, и сюрреализм и уехал на Лазурный берег. Хотя работы его 20-30 гг. близки и к тому, и к другому.

Восход солнца

Женщина со спичками

Три грации

Подпись: Мистический барашек и поцелуй

 
Саломея

С середины 30-х гг. Пикабиа делает очередной новый поворот и переходит к какому-то протопостмодернизму.

Женщина и бульдог

 
Две обнаженных

Тут он активно вдохновляется эротическими фотками и делает сильное персонажное высказывание от имени совершенно коммерческого художника традиционного толка вроде тех, кого ценил его дядя.

Последний творческий зигзаг Пикабиа совершает в 40-е гг., делая конгениальную ташизму абстракцию.

Окружение

Сюзанна

В 1951 году его сломила болезнь, он перестал красить и скоро умер. И родился он в один год со Сталиным, и помер тоже. Но никакого символического смысла тут нет. Жаль, дедушка его тоже уже дуба врезал, а то увидел бы, как он был неправ и как прав был его внучек.

БОНУС

Каучук

Это один из самых ранних в мире образцов абстракции. 1910 год.

Удни, американская девушка

Одна из четырех работ, выставленных Пикабиа на «Армори-шоу».

Баланс

Портрет Мари Лорансен

Очень известная художница, служила возлюбленной Аполлинеру. Вообще-то она выглядела так:

 
Мари Лорансен

Ей с ее изображениями вообще не особо везло.

Анри Руссо. Муза, вдохновляющая поэта

Тут вот она какая-то тетка. Видимо, в представлении Руссо, муза должна была быть монументальной.

Какодилический глаз

От депрессий Пикабиа лечился какодилактовыми таблетками, видимо, это что-то наркотическое. Эта картина – пример коллективного творчества дадаистов – они на ней расписывались. Есть подпись Тцары, Пуленка и т.д. Прямо под глазом и слева от него – подписи Сергея Шаршуна, нашего дадаиста-сюрреалиста, по-русски и по-французски.

 
Испанская логика

Отклик Пикабиа на гражданскую войну в Испании.

Я вас жду

Дерево и цветок

Оптофон. Прибор для чтения печатного текста слепыми

Растадада

Рождественское дадаистическое поздравление Ганса Арпа и Макса Эрнста.

Движение дада

Ответ на «Большое стекло» Дюшана. Генеалогия искусства. Дада, естественно, на самом верху.

* Термин изобретен моим однокурсником-искусствоведом Видасом Мисявичусом, выдающимся деятелем литовского культурного возрождения. Описывал нашу бурную творческую деятельность в общежитии МГУ ДСВ в 1979-80 гг. (другие постоянные участники, помимо Мисявичуса и меня – Константин Акинша и Сергей Кусков).

** Оно, может, и к лучшему. Я вот в пятом классе купил в магазине самую большую сигару – она была, по-моему, размером с батон колбасы «Любительская» за два двадцать – и пошел ее курить в штаб на чердаке. Я ж не знал, что ее не взатяжку курят. Минут за сорок я с сигарой справился, а потом часа полтора лежал на крыше и смотрел в изнеможении на равнодушно проплывающие аустерлицкие облака, такого же цвета, как они. А если бы я был на фронте?
*** По-моему, не было попыток довести эти проекты до железа. Это было бы интересно.

**** Самым, наверное, выдающимся его деянием в это время было участие в создании балета и потом фильма «Антракт», где он написал с Рене Клером сценарий и сыграл одну из главных ролей. Вы просто обязаны его посмотреть, если не сделали этого раньше.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

ГАЛЕРЕЯ	ГАЛЕРЕЯ	ГАЛЕРЕЯ
Василий Кандинский. Новатор консервативного типа	Поль Дельво. Детский мир с голыми бабами, скелетами и дальней дорогой	Соц-арт. Ничего святого