Эрнст Людвиг Кирхнер. «Мы – не греки»

В наше трудное, постпостмодернистское время экспрессионизм чем хорош? Он предельно искренен. Никакой игры, никакой персонажности, позы, иронии и прочих интеллектуальных штук. Все по-честному и до конца. Он не боится быть взвинченным, испуганным, страдающим, ужасающимся, злым, одним словом, он не следит за тем, как он выглядит, и откровенно и возбужденно говорит те волнующие вещи, которые его волнуют. В общем, это как с роком – что бы ты ни слушал, потом опять хочется Deep Purple и Led Zeppelin – от них все здесь прутся, я надеюсь? Еще хорошо отягощают Foreigner, Hawkwind, Kiss – местами, Nazareth, Queen, Van Halen, Whitesnake и сольняки Пейджа, Планта и Ковердэйла. А Rainbow и Slade – ну, можно, конечно, но это так, хардуха для старшеклассников. Да…

Так вот. Хард-рок – он и внешне похож на экспрессионизм. Оба тяжелые, мрачные, надрывные, говорят о важных вещах и, опять же, искренние. Да, последний альбом Accept* послушайте, «Сталинград» - это, скажу я вам, почетное оралово и колотилово. Да…

Ну вот, стало быть, Кирхнер (1880-1938). Поскольку он был идеологом и одним из четырех организаторов** первой экспрессионистской группы «Мост», а еще и написал ее манифест, его можно считать самым первым тут у нас экспрессионистом.

Манифест группы «Мост»

Собственно, и манифест был в авангардизме первым – фовисты ничего такого не писали, а кроме них и экспрессионистов никого больше тогда не было – печальное было время. Манифест оказался и первым текстом, ставшим авангардистским произведением, не потому, что был выполнен как гравюра на дереве, а потому, что отныне тексты, сопровождающие работы авангардистов, становились такой же частью их творчества, как и картинки. Дополняли друг друга. Не пропустите совместные работы Пэйджа и Ковердэйла – это просто смерть, конец, улет! А деревянную гравюру в «Мост» принес опять же Кирхнер – любил он ее. Особенно продольную. А торцовую – так, не очень.

Голова Додо на подушке

Ну вот, наконец-то можно поговорить о Кирхнере. Кирхнер был немец и родился на своей родине в семье химического инженера, что никак не отразилось на его, Кирхнера, судьбе. Профессию он постигал на факультете архитектуры Высшей технической школы в Дрездене и в художественной школе фон Дебшица и Обриста в Мюнхене, где хорошо усвоил принципы модерна в национальном варианте – он звался югендстиль. Кроме югендстиля, художественное пространство вокруг Кирхнера было тогда заполнено поздним немецким импрессионизмом и академизмом, который был в Европе везде и с которым везде в Европе воевали уже не первое десятилетие. Все эти три составляющих Кирхнеру активно не нравились. Югендстиль был манерным, жеманным, слишком утонченным и, честно признаемся, неискренним. Далек был от настоящей жизни югендстиль.

Франц фон Штук. Художник

У немецкого импрессионизма были другие грехи. Он был описателен, неглубок, вертляв, многословен в смысле языка, да и поднадоел уже.

Макс Либерман. Аллея попугаев

Академизм был плох потому, что был просто плох. Пафосный, лабораторный, литературный, погрязший в мертвых канонах, трусливый по живописи, тоже далекий от реальности. Ну, вот как с этим жить и работать?

 
Фридрих Каульбах. В Аркадии

Но из Франции приходили обнадеживающие вести. Там, оказывается, народ, живущий приблизительно в таком же художественном окружении, тоже был недоволен. И уже работал с ситуацией. Там, например, были постимпрессионисты Ван Гог с удивительно свободной, экспрессивной и субъективной живописью, и Гоген с фантастическими цветовыми символизмом и энергией. Была группа «Наби», которая тоже активно работала с цветом, подозревая в нем самодостаточную картинную ценность - я перечислил не всех французов, зарабатывавших в то время искусством, а только тех, кто был интересен Кирхнеру. Картинок их вешать не буду – Ваг Гога, Гогена и «Наби» знают все.

Винсент Ван Гог. Сеятель

Поль Гоген. Воскресенье

Поль Серюзье (группа «Наби»). Меланхолия

Были уже фовисты, но о них Кирхнер и будущие мостовцы еще ничего не знали. При том, что практики тех и других иногда схожи до степени смешения – и это удивительный факт, заставляющий подозревать, что развитие искусства – объективный процесс. Как в науке***.

В общем, Кирхнер с коллегами решил, что правильное искусство должно выражать богатый внутренний мир творца и его чувства в первую очередь, как это было у Ван Гога. И что цвет – это главная, самостоятельная и смыслообразующая категория, как у Гогена. И что картина – это никакое не окно в мир, как то повелось у художников со светлых времен Ренессанса, а самоценная плоскость, покрытая краской разных цветов и организованная прежде всего как сочетание цветовых пятен, как у «Наби». И что искусство должно быть простым и искренним вплоть до грубости, как у средневекового/ренессансного немецкого искусства и народного немецкого творчества, а также искусства диких людей из Африки и Полинезии, которое мостовцы изучали в местном дрезденском этнографическом музее. И чтоб никакого классического искусства, никакой греческой античности - чуждое это немцам дело. Немец, он дух любит, а не внешнюю гармонию. В общем, для всего этого мостовцы избавились от светотени, воздушной перспективы, огрубили контур, превратили цвет в локальный, легко нарушали пропорции и совершенно не гнались за правдоподобием. Видите, все почти как у фовистов****. За исключением ориентации на немецкий материал и дух, которые придали работам мостовцев несколько мрачный иногда характер. Но Кирхнера поначалу это не касалось.

Женский профиль и подсолнухи

Сильно отдает, конечно, Ван Гогом. Но грубее, отвязанней по цвету и мазки крупнее и размашистей. А что вы хотите, XX век на дворе. Короче, нашли ребята свой путь и стали по нему идти. Началось все это в 1905 году.

Автопортрет с моделью

Жили они тогда весело и интересно. Организовали такое типа средневековое братство или артель, снимали одну мастерскую на всех в какой-то лавке, жили в ней, летом выезжали на пленэр на озера Морицбурга, где устроили себе Аркадию – ходили в камышах без трусов и рисовали голых натурщиц, которые служили им одновременно любовницами, иногда сразу всем. А что – естественная жизнь, близость к природе, свободная любовь, рай с сексом. Такая протохиппистская практика. Поэтому первыми пристальными наблюдателями за их творчеством стали местные полицейские.

 
Обнаженная в шляпе

Были среди натурщиц иногда совсем девчонки, лет по десяти. Не знаю, доходило ли там дело до безобразных фактов педофилии, но в любом случае, малолетки насмотрелись, конечно, всякого. Уже будучи взрослой, одна из этих моделей – Франци - вспоминала это время как самое счастливое в своей жизни. Там были любовь и свобода – а что еще нужно для счастья. Поскольку педофилия у нас сейчас стала большой российской бедой, надо бы пару слов сказать об этой сложной проблеме применительно к группе «Мост». Во-первых, времена были другие, и даже замуж выходили тогда иногда совсем детьми. Во-вторых, раз уж мостовцы ориентировались на сообщества, не затронутые цивилизацией, вроде той же Полинезии, то в тех краях был открытый их любимым Гогеном Таити, где секс вовсе не скрывался ни от кого, в том числе и от детей, которых к нему, напротив, приобщали. Тема, короче, сложная, сильно замутненная у нас тут традиционными иудеохристианскими ценностями. А они же в мире не единственные.

Обнаженная девочка. Франци

В 1911 году Кирхнер переехал в Берлин. Картинки его изменились. Это понятно – Дрезден, в общем, довольно провинциален, Берлин – один из мировых центров со сложной, напряженной, местами противной и отвратительной жизнью, которую простые и добрые люди называют гримасами большого города. Живопись Кирхнера стала агрессивной, жесткой и напряженной. Идиллия кончилась. Начался настоящий экспрессионизм, искусство про грустное и трагическое бытование человека в нашей непростой жизни. Круче в этом смысле он станет только во время и после Первой мировой войны.

Женщины на улице

Пространство у Кирхнера теперь вздыблено – он смотрит на поверхность сверху. Фигуры и предметы при этом даны на уровне глаз.

Улица в городском парке

Это несоответствие порождает нервозную, вздрюченную динамику, усиленную вытянутыми, прямо-таки готическими пропорциями, ломкими и колючими силуэтами, резким сопоставлением разномасштабных фигур и объектов и резким же перспективным сокращением. Выхода из этого пространства нет. Цвета мрачнеют и иногда взрываются каким-нибудь ярким пятном. Общая брутальность удивительным образом сочетается с хрупкостью.

Потсдамская площадь

Появляются новые персонажи – проститутки, хлыщи, мошенники и другие несчастные люди, которых заела неправильная социальная среда.

Уличная сценка в Берлине

Когда я смотрю на эти картинки, то понимаю, что Первая мировая война не случиться не могла – очень тот мир был плохим. Тут еще в 1913 году «Мост» развалился – Кирхнер написал хронику объединения, где, по мнению других, сильно натянул одеяло на себя*****, другие с ним и рассорились.

Когда война таки наступила, Кирхнер, как дурак, пошел на нее добровольцем убивать французских кубистов и фовистов. Побыл он на ней недолго, несколько месяцев, никого не убил, но заработал легочную болезнь и нервный срыв вплоть до паралича конечностей. За это его комиссовали.

 
Автопортрет в солдатской форме

Обрубок руки тут символизирует полную невозможность сосуществования войны и искусства – рука-то правая. Комиссовавшись, Кирхнер надолго забухал и наркотики тоже кушал. Кончилось все тем, что его увезли в Швейцарию, на курорт, под Давос – там тогда от всего лечили, и от нервов, и от легких.

Автопортрет инвалида

Там, постепенно, жизнь наладилась, он даже перестал наркоманить и пить. Кругом была красота, спокойствие, тишина – благодать, в общем.

Зимний пейзаж в лунном свете

Картинки его опять меняются, они становятся умиротворенными и декоративными. И ни в какое сравнение не идут с работами его героического периода.

 
Любовники

Мэри Вигман исполняет танец смерти

Обнаженная в оранжевом и желтом

В 1931 году Кирхнера избирают членом Прусской академии художеств. Через пару лет он делает огромную выставку в Берне. Но тогда же к власти приходят нацисты. Его, возрождавшего немецкую старину и немецкий дух в искусстве, объявляют, естественно, дегенератом от искусства, изгоняют из академии и изымают его работы – всего 639, что говорит об уровне его признания – из государственных собраний. Кирхнер от всего этого опять стал пить и употреблять наркотики. А 15 мая 1938 года он просто застрелился из ружья.

Хотелось написать что-нибудь хорошее и светлое к Новому году. Вот, получилось, вроде.

БОНУС

Hallesches Tor, Берлин

Купальщицы

Красная башня в Халле

Пьяница

Альпийская кухня

Это он только приехал. Еще нормальный экспрессионизм.

Марцелла

 
Мост

Девушка под японским зонтом

* Знаю, что не хард-рок.
**Остальные: Фриц Блейль, Эрих Хеккель и Карл Шмидт-Ротлуф.
*** В дадаизме, как известно, люди тоже пришли почти к одним и тем же выводам по разные стороны Атлантики, ничего не зная друг о друге. И еще такие примеры можно найти.
**** Они и выставлялись довольно часто вместе. А фовист Кес ван Донген вообще был членом «Моста». Но он был мрачнее остальных фовистов.
***** Впоследствии Кирхнер продолжал тянуть одеяло на себя и датировал некоторые свои работы более ранними годами, чтобы заявить свой приоритет на разные экспрессионистские новации.