Автор проекта — Анастасия Черкашина. Социолог, специалист по качественным исследованиям.

Основатель Cherkashina Research. Телеграм-канал

Метод проведения исследования: глубинные экспертные интервью.
Участники: 21 эксперт рынка (бизнес, исследовательские агентства разного профиля, частные консультанты).

Александр Кацуро, управляющий директор Fastuna: «Текущая парадигма создания "продукта от клиента" требует от грамотных продуктовых команд обязательно организовывать процесс Discovery и тестировать все решения на пользователях. Постоянный доступ к респондентам для интервью — это как доступ к газопроводу или бензоколонке: воспринимается как commodity, пока всем хватает и всегда доступно, а вот когда начинаются перебои с поставками, то это прям вопрос выживания. Современному бизнесу нужна новая модель рекрута пользователей для тестирования, способная давать "много", "регулярно" и "качественно", так как это уже часть бизнес-процесса, а процесс нельзя блокировать».

Юлия Кожухова, экс-директор департамента исследований VK, Head of Research TBC Uzbekistan + Payme: «Что касается бизнеса, заметно очень сильное ускорение за счет того, что мы сейчас проводим многое в онлайне, и при этом очень жесткие стали сроки, вплоть до того, что мы сейчас помогали продактам погружаться в исследования. У нас было 35 продактов, которые модерировали, и мы за 4 дня провели проект, а раньше это бы растянулось. Второй момент: мы стали больше брать в работу не только Москву, но и регионы, потому что у нас есть доступ к этому».

Светлана Калинина, исполнительный директор, начальник управления по развитию клиентского опыта, Ренессанс банк: «Все ушли в онлайн. А там, где возник только онлайн, стало больше потребности в исследованиях, потому что это новая модель взаимодействия, которую нужно было изучить — понять, что в принципе ожидается от нового формата и каким он в итоге должен быть. Во времена стремительных изменений в окружающем мире и во взаимодействии людей ты уже не можешь использовать устаревшие данные, требуются исследования новых паттернов в клиентском поведении, мышлении, опыте, ведь бизнесу нужно понимать, как работать по-новому, как выстраивать актуальное взаимодействие с клиентами в изменившемся мире. Ковид стал достаточно сильным стимулом, и, я бы даже сказала, катализатором того, что профессия UX-исследователя смогла получить такое широкое распространение в последние пару лет».

Наталья Седова, старший научный сотрудник ИС РАН, руководитель научно-методического департамента ВЦИОМ: «Уход "глобалов" с рынка и сокращение числа зарубежных заказчиков может сказаться на качестве исследований, на стандартах и правилах, которые транслировались российскому рынку от международного. У нас в ОИРОМ, например, есть требование к компаниям-участникам проходить сертификацию по международным стандартам качества ISO или по стандартам качества ОИРОМ (наследующим стандарту ISO). Т. е. ключевые исследовательские процедуры выстраиваются по единым определенным правилам, компании проходят регулярный внешний контроль соответствия этим правилам. Пока сохраняется инерция процесса. Но есть вероятность, что идея стандартов качества будет уходить или трансформироваться. Тут возможны разные варианты развития событий: постепенный отказ от отраслевых стандартов, уход в бюрократизацию, культ карго, появление на сцене государства как регулятора качества. Есть риски просесть в качестве или потерять влияние индустрии на собственную кухню, уступив место госконтролю».

Евгений Попов, генеральный директор Oro: «Мы, возможно, где-то на уровне софтов потеряли предыдущий функционал, но мы его стараемся либо быстро рефлексировать, автоматизировать, либо адаптировать к нашим реалиям. Мы сейчас делаем коробочные версии многих продуктов, которые будут короче, быстрее, автоматизированнее. Это та работа, которую офис нам ввести самостоятельно не позволял (ORO, бывший Kantar TNS, теперь российская компания). Свободы точно стало больше. Еще до начала пандемии многие клиенты говорили, что не всегда существующая методика, коробка, которую предлагает глобальный офис, универсальна для всех, не всегда она соответствует российским реалиям по тем или иным причинам. И мы эти вещи учитываем: где-то визуализацию поменяли, где-то какие-то вопросы не задаем, где-то, наоборот, задаем чуть больше вопросов просто для того, чтобы продукт получил больше релевантности текущим задачам».

Наталья Седова, старший научный сотрудник ИС РАН, руководитель научно-методического департамента ВЦИОМ: «Можно предположить, что изменится роль ассоциаций — ОИРОМ, Группы 7/89 и новых объединений, которые сейчас есть и появляются на рынке. Многое будет зависеть от того, сможет ли индустрия в лице ассоциаций выступить агентом трансформации исследовательского рынка, в том числе в части обеспечения качества. Будут ли они готовы к эффективному диалогу с госструктурами, заинтересованными в том, как будет развиваться индустрия. А интерес этот сейчас более чем очевиден, долго держать дистанцию не получится».

Валерия Шашурина, менеджер по потребительским и продуктовым исследованиям, Splat Global: «Обычно когда новые исследовательские агентства появляются — сразу об этом узнаю, а вот про ассоциации практически нет. ОИРОМ, конечно, знаю, но без деталей, поверхностно. Про 789, честно, услышала только недавно».

Евгений Попов, генеральный директор Oro: «Мне кажется, что наша индустрия становится все более важной для государства. Она обращает на себя все больше внимания государства. И это я сейчас не в негативном ключе. Это есть некоторый факт, что в силу происходящих процессов государство заботится о персональных данных на законодательном уровне, и это надо соблюдать. Что было в пандемию? Мы писали письмо премьер-министру от имени ОИРОМ. Но нас никто не знает. Мы не смогли себя идентифицировать, что есть такая индустрия. При этом, например, та же самая Общественная палата этот процесс координировала, это была некая внятная позиция всех коммуникационных отраслей, к которым исследовательская отрасль присоединилась. Нас точно должно быть видно лучше, потому что мы оказываем много влияния вообще на улучшение жизни потребителей в стране».

Юлия Кожухова, экс-директор департамента исследований VK, Head of Research TBC Uzbekistan + payme: «Поскольку мой фокус раньше был только на UX-исследованиях, я даже не слышала раньше про ОИРОМ. Однако сейчас, в UX в том числе, возникают вопросы, связанные со стандартизацией и объединением в профессиональные сообщества».

Наталья Седова, старший научный сотрудник ИС РАН, руководитель научно-методического департамента ВЦИОМ: «Общая тенденция к снижению достижимости есть. Самый большой риск она представляет для CATI. Там и мошенники, и реклама. Люди все чаще не берут трубки, не отвечают. Это драма в моменте для тех, кто сидит на CATI, их заказчиков и исполнителей, но это пролог к массовому переходу в онлайн, который мы сейчас уже наблюдаем. Переход этот неизбежен, мы уже внутри этой волны, поэтому нужно воспринять это как задачу, а не как конец света. И очень важна будет гибкость, умение комбинировать разные методы. Тут есть угроза начать комбинировать все со всем, соединять несоединяемое, поэтому главный вызов вижу в определении границ комбинирования, методик выстраивания длинных рядов данных при переходе с метода на метод и в решении тому подобных методических сюжетов».

Игорь Задорин, руководитель исследовательской группы «Циркон»: «Сейчас часто некоторые маркетологи, рекламисты, политтехнологи проводят формирующие опросы, о чем прямо сами пишут. Совершенно очевидно, что под видом исследования зачастую проводится промоакция. И наивно предполагать, что никто из респондентов этого не чувствует. Также есть факты, когда фактически СБУ проводила опросы на территории России по телефону с понятными целями под видом российских исследователей. И эта практика учащается. А практика телефонного финансового мошенничества вообще стала обыденностью. В этой связи наш респондент совершенно четко понимает, что, когда к нему обращаются с просьбой "ответить на несколько вопросов", у него гораздо больше вероятность встретить не социолога, а либо мошенника, либо пропагандиста-агитатора, либо вообще шпиона».

Алексей Коннов, генеральный директор ООО «Агентство исследований и разработок»: «24 февраля совсем все схлопнулось просто по причине того, что холл-тесты в основном делали проекты транснациональных компаний: табачные проекты, подгузники, зубные пасты — и, соответственно, они все свернулись. У меня одномоментно в офисе лежало огромное количество нагревательных устройств. Мы огромное количество этих холл-тестов проводили. Сейчас у нас таких проектов просто ноль. Мы перешли на другие проекты».

Валерия Шашурина, менеджер по потребительским и продуктовым исследованиям, Splat Global: «Эмоциональное состояние потребителей с начала 22 года сильно пошатнулось. Тревога, нестабильность, желание сэкономить, иногда страх. Мало кто понимает, что будет дальше, поэтому настроения и поведение потребителей стали меняться значительно быстрее. Первое, что мы стали делать более фокусно, — это на регулярной основе отслеживать глобальные и локальные тренды. Параллельно с этим смотрим, чем делятся коллеги по отрасли, аналитические агентства, отраслевые источники. Делаем внутренние презентации трендов, ежеквартальные рассылки, отслеживаем новости каждую неделю и делимся с командой. Наша задача в последние несколько лет — находить такие решения и подходы, которые будут помогать отвечать на возросшие запросы со стороны бизнеса быстро, качественно и с оптимальным использованием ресурсов».

Дмитрий Сатин, основатель UsabilityLab: «До 2014-го у нас со "Сбером" был контракт на то, что мы два раза в год сравнивали все каналы дистанционного банковского обслуживания у конкурентов. Нужно было не только мобильное приложение и сайт сравнивать, но банкоматы, кол-центры и т. д. Когда контракт закончился, мы договорились, что будем эту работу проводить самостоятельно и эти знания будем продавать на рынке. Так у нас появился юзабилити-рейтинг мобильных приложений банков. А в 2020-м мы превратили рейтинг в серию ежегодных сравнительных исследований, темы которых мы выбираем вместе с банками-подписчиками на «Банковский UX» (так мы назвали этот продукт). Мы публикуем планы исследований. В этом году уже представили несколько исследований из этих планов. Среди них есть новые темы, которых не было раньше. Например, сравнение, как банки заботятся о безопасности своих клиентов. Или как банки внедряют функции инвестирования в свои мобильные приложения».

Сергей Шейхетов, основатель Afrikaresearch: «Я считаю, что различия между классическими маркетинговыми исследованиями и UX-исследованиями искусственно преувеличены. И те и другие опираются, в общем-то, на одни и те же методы сбора информации, ее анализа и интерпретации. Мне кажется, что такое разделение классического рисеча и UX-рисеча вызвано «борьбой» двух поколений исследователей: тех, кто работает в индустрии давно и начинал еще в доонлайновую эпоху, и тех, кто пришел в рисеч в последние несколько лет. И те и другие имеют свои стилистические пристрастия, которые выражаются в том, что отчеты, презентации, язык коммуникации с клиентами у представителей двух поколений выглядят по-разному. Я надеюсь, что эта поколенческая борьба через несколько лет сойдет на нет, так как очевидно, что, кроме вреда для заказчиков исследований, она ничего не несет».

Дмитрий Сатин, основатель UsabilityLab: «Каждый год ведущие специалисты UsabilityLab проводят по две большие стажировки, которые показывали отличный результат — десятки стажеров получили работу в UX-командах. Спрос на стажировку и ее выпускников растет в геометрической прогрессии. Продуктовые команды охотятся за специалистами, которые имели опыт работы или стажировки в UsabilityLab.

Осознав свою важную роль в подготовке людей к работе UX-исследователя, мы решили сделать стажировки непрерывными, переименовать стажировки в "UX-мастерские", предоставить участникам доступ ко всем занятиям в нашей школе, увеличить количество наставников, чтобы больше людей могли успешно пройти мастерскую, и активно помогать нашим выпускникам найти работу и профессионально расти, приобретая новые компетенции. Мы уже трудоустроили десятки своих выпускников. Кадровый голод не ослабевает, поэтому перестроили подготовку джунов и будем отдавать клиентам еще больше готовых специалистов».

Юрий Агеев, ProductSense: «Популярность качественных исследований, кастдева и прочего, пока его раскачивали в медиапространстве, росла, и в какой-то момент он стал подорожником, который прикладывали ко всему, к чему только можно. При этом вопрос — научились ли проводить исследования или просто теперь называют этим словом любой разговор с клиентом? Исследование в какой-то момент стало базовым навыком для продактов, но при этом ему перестали уделять так много времени, как уделяли раньше, поэтому этот базовый навык стал менее качественным. Также происходит специализация: если продакты пять лет назад и в аналитику могли хорошо, и в исследования, то сейчас из-за роста сложности продуктов, и компании начинают чаще делегировать, и функция исследований все чаще становится заказной».

Валерия Шашурина, менеджер по потребительским и продуктовым исследованиям, Splat Global: «Раньше мы могли позволить себе накопить много вопросов и происследовать их вместе — сделать один большой рисеч, масштабно, очень глубоко и долго. Сейчас мы понимаем, что ценность исследований как раз в том, чтобы они помогали бренд и продюсерским командам принимать решения оперативно на каждом этапе создания продукта. Там, где у нас есть какие-то вопросы, сомнения, — разбираться в них сразу по ходу развития продукта. У нас есть четкие сжатые сроки по разработке нового продукта — и важно, чтобы исследования не тормозили процесс. Мы не можем оценивать дизайн два месяца, потому что тогда и продукт выйдет позже. Масштабные длинные проекты мы тоже делаем, но реже. И конечно же, исследовать в целом мы стали больше».

Екатерина Кибирева, Lead СX исследований в Cloud.ru: «CJM — это упаковка результатов твоего исследования, способ представления качественных данных. У меня был исследовательский проект, результатом которого стали две огромные карты пользовательского пути. Когда ты бизнесу презентуешь яркий CJM, они такие счастливые сидят, но потом никто не может с этим работать. Потому что объем информации большой, требуется тратить ресурс на погружение, анализ и делать свои выводы. Мне кажется, когда ты CJM создаешь, на некоторых этапах нужно вовлекать заинтересованную команду, на этапе создания to be можно делать воркшоп по совместному проектированию пути, но важна фасилитация процесса. Если без совместной работы отдать заказчику исследования CJM, то он поблагодарит и положит все в стол».

Наталья Спрогис, руководитель департамента UX-исследований в Avito: «Я сама как-то пользовалась ChatGPT, когда мне нужно было написать должностную инструкцию. Я попросила ChatGPT дать мне вдохновения в этих формальных штуках, и мне очень помогло. Если не брать целиком то, что он написал, а взять это как референс, основу, то ChatGPT — штука правда хорошая и меняющая процессы. И у меня есть мечта — использовать LLM в наших внутренних базах с отчетами, которых у нас хранятся миллиарды и в которых никогда ничего нельзя найти, чтобы он не выдумывал только, а давал ответы про пользователей на основании нами же нагенерированных этих отчетов».

Валерия Шашурина, менеджер по потребительским и продуктовым исследованиям, Splat Global: «У нас за последнее время накопились очень большие базы знаний по рисечу, многие исследования перекликаются между собой. Важный вызов, над которым мы сейчас работаем, — как эти данные взаимно обогатить и как эффективнее наложить новые выводы на те, которые у нас были год назад».

Александр Бугаков, приглашенный преподаватель курса Executive MBA, Skolkovo: «Отрасль активно заигрывает с AI-инструментами, но кажется, что на практике они будут иметь гораздо меньшее влияние на проведение исследований, чем рисовали прогнозы. «Низко висящие плоды» — облегчение кодировки больших объемов текстов, помощь при ведении онлайн-фокусгрупп, в том числе на зарубежных рынках, упрощение поиска информации для кабинетных исследований, — уже сорваны. А вот других новых сильных продуктов на горизонте не видно. Даже самые оптимистичные игроки отрасли уже увидели, насколько проблематичны полные галлюцинаций тексты, написанные LLM, и как опасно применение "синтетических респондентов". В то же время AI-инструменты несут новую угрозу — умные фильтры на смартфонах респондентов теперь оперативно блокируют телефонные опросы за компанию со спам-звонками, уничтожая шансы дозвониться до технически продвинутых соцдем-групп…»

Александр Кацуро, управляющий директор Fastuna: «AI-революция в рисече пока только начинается, и сложно сказать, как именно она повлияет на индустрию. Однако общий консенсус пока в том, что место для "живых" исследователей сохранится (они как минимум должны ставить задачи и валидировать результаты работы), AI-ассистенты также уже воспринимаются как обязательный элемент программы — они достаточно хороши, чтобы включать их в реальные процессы и повышать собственную производительность. Вопрос в том, как именно будут сочетаться роли людей и алгоритмов? Кто будет играть решающую роль? На ближайшем горизонте наиболее реалистично выглядит развитие по модели human-in-the-loop или AI-empowered — когда алгоритм или используется человеком для расширения возможностей, или контролируется для достижения наилучшего результата. Перспективы полного вытеснения человека из исследований пока выглядят сомнительными».

Михаил Хананашвили, HMX Research Lead в компании «Атом»: «Дизайн-мышление в последнее время сильно критикуется в западных источниках. Есть предположение, что это происходит из-за попыток поставить процесс на поток. Кажется, что это проблема любого фреймворка, который пытались поставить исключительно на производственные рельсы, в ограниченное время и без должного уровня знания исследовательских методов».

Игорь Задорин, руководитель исследовательской группы «Циркон»: «Хайп по поводу бигдейта, который был 4–5 лет назад, сейчас схлынул. Именно потому, что никаких особых инсайтов благодаря анализу больших данных, как правило, не случается. Ну да, зафиксировали вот такие объемы потребления, доходов и так далее. А почему? Какие факторы на это повлияли? А что будет дальше? Это все остается непонятным. Да и качество "больших данных", их валидность уже вызывает сомнения. Поэтому интерес к этому подходу, как мне кажется, — он падает».

Светлана Ивахненко, исследователь в «Фантехе»: «Думаю, что активный хайп и мода на Big Data прошла. Хочется верить, что закончилась эра, где много чего собирается, но никто не знает, что с этим делать. Перестали об этом так активно говорить и кричать. Но медленная и кропотливая работа продолжается. Я уверена, что все самые глубокие инсайты все еще находятся на стыке между декларируемым опытом пользователя и фактическим поведением внутри продукта или в интернете».

Алексей Коннов, генеральный директор ООО «Агентство исследований и разработок»: «Big Data мы практически не используем — просто потому, что на это нет запроса. И если мы и используем, это только в каких-то кабинетниках. Просто где-то, как-то — в рамках запросов в том же "Яндексе" и прочее. Это скорее на уровне более обывательском, чем профессиональном. Но мы активно используем искусственный интеллект, он уже становится частью рабочих практик».

Наталья Спрогис, руководитель департамента UX-исследований в Avito: «Мы легче стали нанимать людей из разных городов, и мы лучше стали коллаборироваться в работе, несмотря на то, что в офис все вместе не ходим. Мне очень нравится, что у нас есть региональная гибкость, у меня ребята из Питера, из Екатеринбурга, и все прекрасно у нас работает».

Сергей Шейхетов, основатель Afrikaresearch: «Один момент, который действительно изменился после ковида, касается в основном менеджмента в компаниях. Ковид дал очень сильный толчок дистанционным технологиям и вместо личных встреч очень многое перешло в зум. То, что раньше казалось невозможным, после ковида оказалось очень простым. Например, когда сотрудники сидят в разных странах и работают как одна команда. Это привело и к тому, что в крупных компаниях большое количество людей вывели за штат, в основном переходят на фриланс. Зачем держать человека на зарплате, платить за него налоги? Финансово это хорошо работающая модель, но долгосрочные последствия такой оптимизации пока непонятны».

Алексей Коннов, генеральный директор ООО «Агентство исследований и разработок»: «В ковид начали учиться делать группу онлайн, тестировать респондентов онлайн, учиться сами и учить респондентов нажимать на нужные кнопки в зуме, чтобы звук подключался не через полчаса после начала фокус-группы, а тогда, когда надо. Проблем с онлайном периодически было больше по причине того, что офлайн ты закрыл респондентов в фокус-групповой и никуда они не денутся с подводной лодки. А онлайн все сели дома — у кого на заднем плане муж в трусах ходит, у кого что. А потом претензии от клиентов, что вы должны найти тихий уголок в доме, а ты понимаешь, что в российской действительности найти тихий уголок не всегда возможно. Из реального негатива это то, что мы потеряли свое личное пространство. Если раньше только я как владелец был в доступе 24/7, то в пандемию появилась необходимость, чтобы и менеджеры, и руководители отделов кол-центра тоже были 24/7 в доступе, причем не для меня, а для клиента».

Наталья Седова, старший научный сотрудник ИС РАН, руководитель научно-методического департамента ВЦИОМ: «Мы сейчас по-новому осмысливаем профмолодежь в качестве кадрового ресурса, новый характер заинтересованности в ней складывается. Если раньше на молодых сотрудников смотрели просто как на свежую кровь, то сейчас — как на носителей новых, дефицитных для компаний компетенций, прежде всего связанных с искусственным интеллектом, работой с базами данных. Продуктовые линейки насыщаются новыми опциями, требующими этих компетенций. И тут дилемма появляется — докручивать, обучать сложившихся исследователей новому или заполнять эту лакуну в компетенциях новыми людьми. Чем выше обороты, поточность в компании, тем привлекательнее выглядит пополнение новыми кадрами. А сотрудникам небольших компаний, думаю, придется осваивать все самим, становиться "универсальными солдатами" нового уровня».

Анна Башкирова, руководитель направления качественных и UX исследований Ipsos в России: «Формат поменялся, конечно, удаленная команда стала больше, количество присутствия в офисе стало меньше, и темпы обучения новых сотрудников естественно упали. Интегрировать новичков, взращивать их в том же темпе, в котором это было возможно раньше, намного сложнее. На самом деле, по моим ощущениям, люди, которые приходили с 20-го года, могут быть до сих пор не до конца интегрированы».

Юлия Кормушина, социолог, исследователь: «Современная молодежь приходит, для них действительно онлайн — это норма. Все должно быть онлайн, все должно быть быстро, понятно. То есть такой тренд. Мы живем в учебнике истории, в том числе в учебнике истории исследований, когда сменяются большие правила игры, какие-то рамки. Они сменяются очень быстро, и ковид это подтолкнул».

Игорь Задорин, руководитель исследовательской группы «Циркон»: «Я про work-life balance узнал совсем недавно от своей молодой сотрудницы, которая начала мне предъявлять ограничения: это я не делаю в выходные, а это (звонки по рабочим вопросам) я не принимаю после 21 ч. Но мне лично все равно, где и в какое время человек делает работу. В офисе, в поезде, в кафе, на Мальдивах. Но он должен сделать это качественно и к сроку. А тут человек четко говорит: вот мое время, когда я доступен по работе, и далее ни-ни. При этом данные ограничения не имеют отношения к качеству продукта, это просто время, которое сотрудник намерен выделить на работу. А результат — ну, что успею, то и успею. И тут я перестаю понимать. А как можно работать в исследовательской отрасли, когда результат исследования не интересен, а человек только выполняет задание от сих до сих? Для меня результатом работы является решение исследовательской задачи. А молодежь все меряет по совершенно другой шкале. То есть ты, как руководитель, должен мерить работу по результату, а они меряют потраченным временем».

Михаил Хананашвили, HMX Research Lead в компании «Атом»: «Работа исследователя — это почти всегда перегрузы. Конечно, это плохо, но если мы говорим о поколении Z, то есть значительная часть, которая просто не привыкла к такому. Они уделяют огромное внимание собственным границам, что хорошо, но обратная сторона медали — слишком большая уверенность в себе. И уже это негативно сказывается на росте и поведении. Критика к своей работе и себе вызывает боль и отторжение, что усложняет рост исследователя как эксперта. Призма критичности к себе и своей работе является важным фактором для быстрого роста. Позиция "я такой классный" не способствует тому, чтобы вкалывать, сверяясь с окружающими».

Дмитрий Сатин, основатель UsabilityLab: «Исследователи часто сталкиваются с токсичными заказчиками, потому что исследование часто приносит не то, что ждет заказчик. А ждет он, как правило, подтверждения своей правоты. От этих токсинов исследователи теряют психологическую устойчивость, выгорают, чувствуют себя подавленными и униженными. Мы организовали тренинг по психологической устойчивости, который помог нам повысить нашу психологическую грамотность, а также стали много хвалить и поддерживать друг друга. Климат изменился — мы стали вовлеченными, воодушевленными и инициативными. Исследователи находятся на границе между известным (космосом) и неизвестным (хаосом), и им необходим прочный психологический фундамент, чтобы быть устойчивыми. В душе должен быть порядок!»

Артемий Введенский, основатель Russian field: «У нас очень высокие требования к сотрудникам, особенно касательно софт-скилов. Внимательность, ответственность, стрессоустойчивость и автономность — наиболее важные качества для сотрудника в период высокой нагрузки в электоральный сезон или при ведении крупных маркетинговых проектов. Харды также очень важны. Но наш опыт подсказывает, что сотрудники, которым не хватает профессиональных навыков, но готовы к обучению, которое мы предоставляем в команде, прекрасно справляются со своими профессиональными обязанностями. Каждые несколько месяцев у нас проходят практику 7–10 студентов, и некоторым стажерам мы предлагаем дополнительное обучение и ротацию на позиции в команде. Это прекрасные специалисты, которые не просто движутся по инерции, а действительно развивают рынок».

Светлана Ивахненко, исследователь в «Фантехе»: «Понятно, что есть набор хард-скилов, которыми ты должен обладать, как профессионал. Но мне кажется, что хороший ресерчер — это еще и про определенный майнд-сет; про твой образ жизни; про то, как ты думаешь и анализируешь. Можно ли научиться считать таблички, кроссы строить или даже какие-то сегментации? Конечно, можно. Но вопрос в том — а как ты это интерпретируешь, видишь ли ты за этими данными человека, как ты интегрируешь эти результаты в команду, какие рекомендации ты даешь. Технически работу исследователя может сделать практически любой человек, но быть исследователем — точно не про всех».

Александр Кацуро, управляющий директор Fastuna: «Движение в сторону agile-организации процессов по новому развернуло требования к исследователям: раньше было можно оставаться независимым специалистом-консультантом, к которому как к хирургу приходили "диагностировать и удалить проблему". Теперь же спрос на полноценного члена команды, который умеет понимать бизнес-задачи, умеет работать в разных ролях, умеет договариваться и проводить "полевые исследования" с учетом доступных ресурсов и инструментов, а главное умеет объяснять и "продавать" результаты остальным членам команды».

Мария Макушева, к. с. н., основатель исследовательского агентства «Макушева и партнеры»: «Так называемые мягкие навыки — это базовый, "гигиенический" уровень, необходимый для работы в агентствах, да и в любой сфере. Нужно развивать умение ставить себя на место другого, думать о его интересах, потребностях, контексте, в котором он работает. Например, критично важный навык делового общения — уметь донести свою мысль емко и структурированно, на понятном всем языке и так далее — напрямую зависит от умения посмотреть на коммуникацию глазами твоего визави. Еще одна вещь — самоорганизация: нужно развивать умения поставить себе задачу, проконтролировать себя, спрогнозировать сроки, определить, чего ты не понимаешь и вовремя обратиться к старшим коллегам за помощью. Звучит как прописная истина, но это именно то, что часто мешает интеграции молодых сотрудников».

Олег Кормушин, создатель сообщества исследователей «Чат рисечеров»: «На первом этапе это было не то что принудительно, больше влияние мое: советовал, призывал людей. Сейчас это уже по инерции. Сейчас мы взаимодействуем с другими ресурсами или мероприятия стараемся проводить. Хотелось бы больше, но тем не менее —  сколько есть, столько есть. По поводу заинтересованности — люди уже друг другу рекомендуют. Есть ряд коллег, которые занимаются в числе прочего и тренингами по наставничеству, методологии. И вот они рекомендуют: "Придите в "чат" и посмотрите, как на практике происходит, вы можете пообщаться с людьми"».

Анна Башкирова, руководитель направления качественных и UX-исследований Ipsos в России: «Мы собеседовали сейчас людей отовсюду. И видно, как средний уровень упал. Когда попадаешь в Ipsos — это та самая насмотренность, та самая приобщенность и доступ к очень высокой планке. Только лишь обучение, которое внутри, оно уже задает стандарт. Люди извне — я не понимаю, на чем они учатся и как развивают свои навыки. Например, приходит человек, называет себя модератором, при этом он не может сформулировать ни одного ненаводящего вопроса. Настолько базовый уровень гигиены не соблюдается. При этом зачастую это люди уже с достаточно большим стажем. И понятно, что надо переучивать, а как? Вообще это должен быть запрос на то».

Мария Макушева, к. с. н., основатель исследовательского агентства «Макушева и партнеры»: «Сфера исследований сегментируется, специализируется, и сегодня сложно говорить о едином сообществе. Есть сообщества академических и прикладных социологов, market-research специалистов, UX- и СX-исследователей и так далее, у которых близки предмет (поведение, представления, восприятие, мнения) и методы социальных наук. Но различается история возникновения и "материнские" области, идентичность, теоретическая база и терминология, понимание задач и актуальные вызовы. Они пересекаются на некоторых площадках, но между ними мало общения, так как мало общих интересов и различается язык — это уже барьер для осознания общих интересов. Думаю, потенциально их могла бы объединять методическая рефлексия».