23 Декабря 2008 | 00:00
Аркадий Волож
Я считаю "Яндекс" стратегической компанией
Недавно источники, близкие к «Яндексу», шокировали рынок информацией об очередной возможной покупке владельца ИД «Коммерсант» Алишера Усманова. По их данным, Аркадий Волож договорился о продаже Усманову 10% акций «Яндекса». Волож не подтвердил факт сделки с Усмановым: «Сама компания не планировала продавать никому новые акции, а переговоры между нашими акционерами мы комментировать не можем. Скажу только, что состав акционеров не поменялся и переговоры на тему продажи пакета пока не ведутся. Хочу подчеркнуть, что мы уважаем и ценим любого инвестора, особенно такого масштаба».
— Что для вас было главным в 2008 г.?
— Во-первых, самое важное для нас — это то, что, кажется, завершился начатый два года назад процесс перераспределения долей на поисковом рынке. «Яндекс» отрос обратно до 56%, Google прекратил свой рост впервые за два года и остановился на 23%, Rambler почти ушел с рынка (7%) и уступил Mail.ru (10%). (Liveinternet. — «Ведомости»). Кроме того, изменился и портальный ландшафт: теперь в первой пятерке главных российских интернет-компаний есть две социальные сети. Во-вторых, государство стало относиться к выросшей индустрии интернета гораздо серьезнее и впервые перешло к реальным действиям. В-третьих, кризис на рынке: наконец закончился дефицит кадров.
— IPO «Яндекса» было самым ожидаемым событием рунета в этом году, но случился кризис, и вскоре стало известно, что компания отказалась от размещения на бирже.
— В какой-то момент стало понятно, что разговаривать на эту тему просто не с кем. IPO — это когда 80 фондов хотят вас купить, а три банка вас продвигают. Когда же из трех банков два «заканчиваются», а 70 фондам из 80 некогда разговаривать, потому что у них свои проблемы, то никакое размещение невозможно по определению. Как и раньше, мы относимся к IPO как к одной из возможностей развития и не исключаем его в будущем, но конкретных сроков сейчас нет.
— Часть акционеров «Яндекса» хотели продать свои пакеты на бирже, теперь они не смогут этого сделать. Вероятно, они захотят выйти из состава акционеров другим способом?
— Все верят в потенциал компании и не торопятся продавать на падающем рынке. Но наверняка в 2009 г. будут небольшие продажи акций в связи с потребностью в ликвидности для некоторых акционеров. Ближайшей весной у нас заканчивается мораторий на сделки, принятый три года назад. Больших изменений в составе акционеров мы не предвидим, ключевые акционеры имеют долгосрочный взгляд на бизнес.
— Каков состав акционеров «Яндекса» сейчас?
— Состав акционеров у нас не менялся последние два года, не считая опционов, которые мы выдаем нашим сотрудникам.
— Увеличилось ли в связи с кризисом число предложений от потенциальных покупателей? Какие самые интересные предложения?
— Они поступают к нам постоянно — независимо от кризиса: компания прибыльная. Этим летом на нас выкатился целый клубок предложений с самых разных сторон. Когда мы стали его распутывать, то там, в общем, оказалось три вида интересов. Первый — инвестировать в компанию и вырастить капитал. Это понятные предложения, которые легко обсуждать. Мы готовы вырастить капитал любого инвестора, который готов рисковать вместе с нами. Были и идеи собрать несколько интернет-компаний «в кучу» и устроить «колхоз». Там, кажется, было намешано много интересов напрямую конкурирующих с нами компаний. Мне кажется, что такие предложения обсуждать именно сейчас неправильно. Есть такой программистский принцип «не чини, пока работает». Не надо ломать успешную компанию, таких коллективов и технологий не так много в мире. «Яндекс» — одна из российских компаний «новой экономики», одна из нескольких действительно инновационных. Кажется, к нам прислушались. Ну а третий вид интереса был связан с опасениями, что стратегический для страны ресурс может уйти в неизвестные руки. Это соображение, кстати, нам вполне понятно.
— Могут ли акционеры продать свои акции без ведома менеджмента?
— Могут, но сначала предложив их существующим акционерам.
— Какова структура корпоративного управления «Яндекса»?
— У нас два вида акций — с обычными голосами и с «усиленным» правом голоса (10 голосов на акцию). По уставу компании при продаже акций с «усиленным» правом голоса они автоматически конвертируются в привилегированные акции с обычным голосом (на биржу попали бы именно такие акции). У текущих акционеров «суперголосующие» акции.
— Для чего это было сделано?
— Такая структура характерна для компаний, в которых бизнес на 90% зависит от творческого коллектива, где, как и у нас, люди — основной актив компании. Для нас главными примерами были компании, работающие в той же области, что и мы. Такое же корпоративное управление у Google в Америке и Baidu в Китае. Это гарантирует компании некоторую защиту от «неквалифицированного» инвестора.
— А сколько сейчас стоит «Яндекс»? Летом аналитики оценивали вас в $4-5 млрд.
— Не знаю. Но явно меньше, чем мы стоили бы полгода назад. Впрочем, как и любая другая компания на рынке. Сегодня никаких сделок нет, нет смысла и обсуждать оценку.
— В этом году государство впервые четко выразило свой интерес к интернету, у нас появился президент-блогер, который к этой сфере не равнодушен. Как вы относитесь к такого рода интересу? Чувствует ли «Яндекс» этот интерес?
— Да. И я отношусь к этому интересу как к естественному. Десять лет назад интернета как отрасли не существовало. Теперь интернет стал большой, заметный, и в нем появились большие и заметные компании. С точки зрения общей экономики интернет с «Газпромом», конечно, не сравнишь. Но он уже очень большой по аудитории. Крупнейшие порталы стали частью ежедневной жизни десятков миллионов людей и вполне закономерно вызывают интерес у государства. При разговорах о влиянии государства на интернет обычно обсуждается два разных аспекта — вопросы собственности и вопросы контроля контента. В смысле контроля собственности интернет можно сравнить с любой другой инфраструктурой в стране — например, с дорогами, телефоном или телевизором. Для любого государства это все — стратегическая ценность. Важно, чтобы в критических ситуациях это не оказалось в «неправильных руках» и не было использовано против народа и государства. Вся подобная инфраструктура повсюду в мире регулируется законодательством об иностранных инвестициях.
— То есть вы считаете интернет стратегической отраслью?
— Я считаю «Яндекс» стратегической компанией. Отрасль тоже стратегическая, но не в юридическом смысле. Есть закон о стратегических предприятиях, интернет-компании им не регулируются, и это правильно. Регулировать все сайты и блоги технически сложно, да и вредно. Помните попытки регистрировать все принтеры в 80-е гг.? Но крупнейшие компании интернета (не весь интернет, а именно самые крупные ресурсы) должны быть прозрачными, причем в обе стороны. Государство должно понимать, кто управляет компанией, кому она принадлежит и кто в ней принимает решения. А компаниям — для нормальной деятельности, для нормальных отношений с инвесторами — важна прозрачность в отношениях с государством.
— А в отношении контроля контента?
— Интернет больше не субкультура, а большое явление, влияющее на жизнь очень многих людей. Им пользуются и наши дети, и наши родители. Раньше интернет был нишевой средой для небольшого числа людей, и там были свои нишевые нормы. Теперь он стал большим, и придется соблюдать те же нормы и законы, что и в обычной жизни. Например, некультурно по улице ходить без штанов, значит, и в интернете некультурно.
— Нужен ли интернету отдельный закон?
— Раз интернет — часть жизни, а жизнь уже описана самыми разными законами, то нужно просто вносить уточнения, касающиеся интернета, в уже существующие и новые законы. Кажется, этого будет достаточно.
— Просят ли вас фильтровать новости в «Яндекс.Новостях» и менять рейтинг источников?
— Ни разу не просили. Есть один стандартный способ убрать новость из «Яндекс.Новостей» — стереть ее с сайта источника. Если кто-то пеняет на то, что у нас появилась «нехорошая» новость, мы перенаправляем жалующихся к источнику. Если источник снимает новость, она может быть удалена и с «Яндекс.Новостей».
«Яндекс» не СМИ. У нас нет редакции, политической позиции и не может быть никаких политических разногласий ни с кем. Мы зеркало медиасреды в целом: на первую страницу «Яндекса» попадают только сюжеты, отражаемые ведущими СМИ.
— Как вы контролируете появление экстремистских материалов?
— «Яндекс.Новости» похожи на огромный газетный киоск, куда выставляются передовицы главных газет страны. Пока главные новостные ресурсы страны не являются экстремистскими, в «Яндекс.Новостях» ничего экстремистского не может быть по определению. Из 2000 источников на первую страницу попадают самые авторитетные, цитируемые, свежие новости. Мы отражаем среду, а не формируем ее. Это мы и объясняли в этом году всем тем, кто интересовался, как новости попадают на первую страницу «Яндекса».
— А кто именно интересовался?
— К нам иногда обращаются и СМИ, и сами ньюсмейкеры. Если мы показываем что-то непопулярное (не являющееся темой большинства СМИ), то мы понимаем, что наше зеркало «перекошено», для нас это bug-report (сообщение об ошибке). И не важно, от кого оно пришло — от пользователя, партнера или чиновника.
— Правильно ли я понимаю, что в этом году количество сообщений об ошибках от государства возросло?
— Да, и не только от государства. Потому что и мы «возросли».
— Недавно ФАС отказала Google в покупке у компании Rambler Media агентства контекстной рекламы «Бегун». Подтверждает ли эта история то, что интернет становится отраслью и пакеты в интернет-компаниях не должны принадлежать иностранцам?
— На наш взгляд, эта сделка не представляла опасности для рынка и не вела к его монополизации. От ее срыва больше вреда, чем пользы. Любое вмешательство без надобности — по умолчанию вредно. Если бы эту сделку разрешили, ситуация на рынке не изменилась бы никаким драматическим образом. Продажа «Бегуна» привела бы к более здоровой атмосфере [в интернет-пространстве]. Была бы более тяжелая конкурентная ситуация, а мы бы все равно выигрывали (смеется). А если спортсмен бежит и видит, что его сопернику подставили подножку, то ему и бежать уже не так интересно.
— Но ведь вы сами заявляли, что вам не нравится сделка между Rambler и Google?
— Это другое дело: нам жалко, что Rambler исчезает как поисковик. Именно благодаря тому, что в России долгое время существовали и конкурировали «Яндекс» и Rambler, здесь сложилась уникальная ситуация, когда на нашем рынке нет доминирующего иностранного игрока.
— Говорят, что срыв сделки усиливает позиции «Яндекса»…
— Нам не требуется такого рода помощь, и мы никогда о ней не просили. Мы и без этого хорошо растем. Мы работаем над качеством поиска — и аудитория видит это, наша доля поискового рынка растет весь этот год. У нас по России уже больше 56%.
— А вы не предлагали Rambler свой поиск?
— Предлагали. На условиях разделения прибыли не хуже, чем Google, а по деньгам даже лучше, потому что мы лучше монетизированы. Для стратегических партнеров с многомиллионной аудиторией у нас есть две модели сотрудничества: либо почти паритетное разделение доходов от контекстной рекламы и размещение поиска white-label, либо установка брендированного Яндексом поиска с отдачей партнеру бОльшей части доходов с монетизации. Рамблер не принял ни одну.
— По первой модели, очевидно, с вами работает второй крупнейший портал рунета — Mail.ru. Cобираетесь ли вы менять условия контракта с ними (например, уменьшать их долю дохода) в связи с новой обстановкой на рынке?
— Нет. Даже несмотря на то, что три года назад мы этот контракт выигрывали в гораздо более конкурентной обстановке.
— Почувствовал ли «Яндекс» кризис?
— «Яндекс» несколько лет бурно рос. С конца октября мы увидели замедление этого роста. Мы наблюдаем сейчас двойной эффект: с одной стороны, падают цены на аукционе контекстной рекламы. У нас система автоматического ценообразования, сами мы цены не регулируем: когда каким-то отраслям плохо, цены в них автоматически снижаются. С другой стороны, трафик сильно вырос — в кризис люди сошли с ума и стали пользоваться интернетом намного активнее. В результате оборот не растет, но и не особо падает. Сейчас у нас немного увеличилось число рекламодателей, но уменьшился средний счет. Для меня это хороший сигнал о состоянии экономики в целом. Наши клиенты — десятки тысяч малых и средних бизнесов. То, что их затраты на контекстную рекламу не падают, говорит о том, что в малом и среднем бизнесе жизнь продолжается. Если кризисом считать то, что происходит сейчас, то это вполне терпимо.
— На какие деньги развивается «Яндекс», есть ли у него кредиты?
— Кредитов нет и не было никогда. Мы развиваемся на собственные деньги. Уже шесть лет как мы прибыльные. В начале ноября, правда, у нас была другая проблема — как не потерять наши депозиты. Ничего не потеряли, несмотря на проблемы у одного из наших банков. Как и все, мы разрабатываем разные сценарии, есть три бюджета на следующий год: оптимистичный, пессимистичный и реалистичный.
— Заплатите дивиденды в этом году? Какая будет прибыль?
— Видимо, заплатим. Прибыль у нас гораздо больше, чем в прошлом году.
— Сокращаете ли затраты, персонал? Закрываете проекты?
— Мы, кажется, одни из немногих, кто еще продолжает наем. Но «бешено» нанимать перестали, потому что кадровый рынок сильно изменился. Раньше мы бегали за кандидатами и готовы были платить большие деньги за менее квалифицированных специалистов, рассчитывая их обучать внутри компании. Сейчас мы завалены резюме тех, кто потерял работу или ожидает ее потерять, и можем быть более разборчивыми. Недавно мы отменили реферральную программу — раньше мы платили премию нашим сотрудникам, которые приводили кандидатов. Что касается проектов, кризис — хороший повод внести ясность: каждый должен понять, для чего он существует. Закрыть проект и уволить персонал всегда можно, главное в кризис — выделить главное и заниматься им.
— Какие проекты главные?
— Главное для «Яндекса» — отвечать на вопросы пользователей. Заданные явно или неявно. «Яндекс» — информационная система. Мы про поиск, и любой справочный сервис — это наша поляна. А, например, социальные сервисы не наша стезя.
— Что будет с интернет-рекламой в 2009 г.?
— Относительно чемпионского III квартала 2008 г., наверное, все будут падать. Но если это падение будет не слишком сильным, то в целом 2009 год даже имеет шанс быть больше 2008-го. Нас должна спасти поисковая реклама. Ведь то, что люди тратят на «Яндексе» — это по сути и не реклама вовсе. Контекстная реклама раздает «готовых» покупателей продавцам, с оплатой «за приведенную душу». Потому вложения в Яндекс.Директ — это не затраты на рекламу, а, по сути, — cost of sales.
— Зачем тогда купили «Медиаселлинг», продающий именно медийку?
— Для экспериментов. С одной стороны, медийная реклама — это формат (банеры), с другой — способ продаж (индивидуальные продажи, а не конвейер). Медийная реклама в интернете развивается медленнее не из-за формата, а потому, что продающий инструмент медийки пока не массовый и ее эффективность плохо измерима. Сейчас для медийщиков интернет — просто еще одна площадка, почти ничем не лучше газет, телевидения или наружки. Таргетирование, массовый способ продаж и измеримость — вот что интернет может принести им нового, и это теоретически может на этом рынке что-то поменять. Даже при существующем формате. У «Медиаселлинга» есть свои технологии таргетирования, дополнительные к нашим. А нам полезно двигаться в сторону банеров.
— Как вы оцениваете конкурентную ситуацию в рунете?
— В 2007 г. для нас ситуация была очень тяжелая — мы теряли долю, наше качество поиска было не очень. Сейчас мы кардинально улучшили технологию поиска — по существу, это новое поколение поисковика. Кроме того, недавно у нас появился поиск не только по России, но и по миру.
— То есть вы скоро проиндексируете весь интернет?
— Мы постараемся. Но сделаем это для российских пользователей. Несмотря на открытие американского офиса, работать на рынке США мы не собираемся. Бизнес «Яндекса» построен на критических массах: при наличии более половины поисковых запросов на каком-то рынке начинает работать рынок контекстной рекламы. То есть если у нас в два раза больше поисковых запросов, чем у конкурентов, то обороты больше не в два раза, а в четыре. Наша задача — оказывать лучшие на рынке услуги российским пользователям, чтобы удержать критическую массу российской аудитории, которая у нас уже есть. Аудитории в том числе нужен и англоязычный поиск (примерно в 10% случаев).
— Что для вас было главным в 2008 г.?
— Во-первых, самое важное для нас — это то, что, кажется, завершился начатый два года назад процесс перераспределения долей на поисковом рынке. «Яндекс» отрос обратно до 56%, Google прекратил свой рост впервые за два года и остановился на 23%, Rambler почти ушел с рынка (7%) и уступил Mail.ru (10%). (Liveinternet. — «Ведомости»). Кроме того, изменился и портальный ландшафт: теперь в первой пятерке главных российских интернет-компаний есть две социальные сети. Во-вторых, государство стало относиться к выросшей индустрии интернета гораздо серьезнее и впервые перешло к реальным действиям. В-третьих, кризис на рынке: наконец закончился дефицит кадров.
— IPO «Яндекса» было самым ожидаемым событием рунета в этом году, но случился кризис, и вскоре стало известно, что компания отказалась от размещения на бирже.
— В какой-то момент стало понятно, что разговаривать на эту тему просто не с кем. IPO — это когда 80 фондов хотят вас купить, а три банка вас продвигают. Когда же из трех банков два «заканчиваются», а 70 фондам из 80 некогда разговаривать, потому что у них свои проблемы, то никакое размещение невозможно по определению. Как и раньше, мы относимся к IPO как к одной из возможностей развития и не исключаем его в будущем, но конкретных сроков сейчас нет.
— Часть акционеров «Яндекса» хотели продать свои пакеты на бирже, теперь они не смогут этого сделать. Вероятно, они захотят выйти из состава акционеров другим способом?
— Все верят в потенциал компании и не торопятся продавать на падающем рынке. Но наверняка в 2009 г. будут небольшие продажи акций в связи с потребностью в ликвидности для некоторых акционеров. Ближайшей весной у нас заканчивается мораторий на сделки, принятый три года назад. Больших изменений в составе акционеров мы не предвидим, ключевые акционеры имеют долгосрочный взгляд на бизнес.
— Каков состав акционеров «Яндекса» сейчас?
— Состав акционеров у нас не менялся последние два года, не считая опционов, которые мы выдаем нашим сотрудникам.
— Увеличилось ли в связи с кризисом число предложений от потенциальных покупателей? Какие самые интересные предложения?
— Они поступают к нам постоянно — независимо от кризиса: компания прибыльная. Этим летом на нас выкатился целый клубок предложений с самых разных сторон. Когда мы стали его распутывать, то там, в общем, оказалось три вида интересов. Первый — инвестировать в компанию и вырастить капитал. Это понятные предложения, которые легко обсуждать. Мы готовы вырастить капитал любого инвестора, который готов рисковать вместе с нами. Были и идеи собрать несколько интернет-компаний «в кучу» и устроить «колхоз». Там, кажется, было намешано много интересов напрямую конкурирующих с нами компаний. Мне кажется, что такие предложения обсуждать именно сейчас неправильно. Есть такой программистский принцип «не чини, пока работает». Не надо ломать успешную компанию, таких коллективов и технологий не так много в мире. «Яндекс» — одна из российских компаний «новой экономики», одна из нескольких действительно инновационных. Кажется, к нам прислушались. Ну а третий вид интереса был связан с опасениями, что стратегический для страны ресурс может уйти в неизвестные руки. Это соображение, кстати, нам вполне понятно.
— Могут ли акционеры продать свои акции без ведома менеджмента?
— Могут, но сначала предложив их существующим акционерам.
— Какова структура корпоративного управления «Яндекса»?
— У нас два вида акций — с обычными голосами и с «усиленным» правом голоса (10 голосов на акцию). По уставу компании при продаже акций с «усиленным» правом голоса они автоматически конвертируются в привилегированные акции с обычным голосом (на биржу попали бы именно такие акции). У текущих акционеров «суперголосующие» акции.
— Для чего это было сделано?
— Такая структура характерна для компаний, в которых бизнес на 90% зависит от творческого коллектива, где, как и у нас, люди — основной актив компании. Для нас главными примерами были компании, работающие в той же области, что и мы. Такое же корпоративное управление у Google в Америке и Baidu в Китае. Это гарантирует компании некоторую защиту от «неквалифицированного» инвестора.
— А сколько сейчас стоит «Яндекс»? Летом аналитики оценивали вас в $4-5 млрд.
— Не знаю. Но явно меньше, чем мы стоили бы полгода назад. Впрочем, как и любая другая компания на рынке. Сегодня никаких сделок нет, нет смысла и обсуждать оценку.
— В этом году государство впервые четко выразило свой интерес к интернету, у нас появился президент-блогер, который к этой сфере не равнодушен. Как вы относитесь к такого рода интересу? Чувствует ли «Яндекс» этот интерес?
— Да. И я отношусь к этому интересу как к естественному. Десять лет назад интернета как отрасли не существовало. Теперь интернет стал большой, заметный, и в нем появились большие и заметные компании. С точки зрения общей экономики интернет с «Газпромом», конечно, не сравнишь. Но он уже очень большой по аудитории. Крупнейшие порталы стали частью ежедневной жизни десятков миллионов людей и вполне закономерно вызывают интерес у государства. При разговорах о влиянии государства на интернет обычно обсуждается два разных аспекта — вопросы собственности и вопросы контроля контента. В смысле контроля собственности интернет можно сравнить с любой другой инфраструктурой в стране — например, с дорогами, телефоном или телевизором. Для любого государства это все — стратегическая ценность. Важно, чтобы в критических ситуациях это не оказалось в «неправильных руках» и не было использовано против народа и государства. Вся подобная инфраструктура повсюду в мире регулируется законодательством об иностранных инвестициях.
— То есть вы считаете интернет стратегической отраслью?
— Я считаю «Яндекс» стратегической компанией. Отрасль тоже стратегическая, но не в юридическом смысле. Есть закон о стратегических предприятиях, интернет-компании им не регулируются, и это правильно. Регулировать все сайты и блоги технически сложно, да и вредно. Помните попытки регистрировать все принтеры в 80-е гг.? Но крупнейшие компании интернета (не весь интернет, а именно самые крупные ресурсы) должны быть прозрачными, причем в обе стороны. Государство должно понимать, кто управляет компанией, кому она принадлежит и кто в ней принимает решения. А компаниям — для нормальной деятельности, для нормальных отношений с инвесторами — важна прозрачность в отношениях с государством.
— А в отношении контроля контента?
— Интернет больше не субкультура, а большое явление, влияющее на жизнь очень многих людей. Им пользуются и наши дети, и наши родители. Раньше интернет был нишевой средой для небольшого числа людей, и там были свои нишевые нормы. Теперь он стал большим, и придется соблюдать те же нормы и законы, что и в обычной жизни. Например, некультурно по улице ходить без штанов, значит, и в интернете некультурно.
— Нужен ли интернету отдельный закон?
— Раз интернет — часть жизни, а жизнь уже описана самыми разными законами, то нужно просто вносить уточнения, касающиеся интернета, в уже существующие и новые законы. Кажется, этого будет достаточно.
— Просят ли вас фильтровать новости в «Яндекс.Новостях» и менять рейтинг источников?
— Ни разу не просили. Есть один стандартный способ убрать новость из «Яндекс.Новостей» — стереть ее с сайта источника. Если кто-то пеняет на то, что у нас появилась «нехорошая» новость, мы перенаправляем жалующихся к источнику. Если источник снимает новость, она может быть удалена и с «Яндекс.Новостей».
«Яндекс» не СМИ. У нас нет редакции, политической позиции и не может быть никаких политических разногласий ни с кем. Мы зеркало медиасреды в целом: на первую страницу «Яндекса» попадают только сюжеты, отражаемые ведущими СМИ.
— Как вы контролируете появление экстремистских материалов?
— «Яндекс.Новости» похожи на огромный газетный киоск, куда выставляются передовицы главных газет страны. Пока главные новостные ресурсы страны не являются экстремистскими, в «Яндекс.Новостях» ничего экстремистского не может быть по определению. Из 2000 источников на первую страницу попадают самые авторитетные, цитируемые, свежие новости. Мы отражаем среду, а не формируем ее. Это мы и объясняли в этом году всем тем, кто интересовался, как новости попадают на первую страницу «Яндекса».
— А кто именно интересовался?
— К нам иногда обращаются и СМИ, и сами ньюсмейкеры. Если мы показываем что-то непопулярное (не являющееся темой большинства СМИ), то мы понимаем, что наше зеркало «перекошено», для нас это bug-report (сообщение об ошибке). И не важно, от кого оно пришло — от пользователя, партнера или чиновника.
— Правильно ли я понимаю, что в этом году количество сообщений об ошибках от государства возросло?
— Да, и не только от государства. Потому что и мы «возросли».
— Недавно ФАС отказала Google в покупке у компании Rambler Media агентства контекстной рекламы «Бегун». Подтверждает ли эта история то, что интернет становится отраслью и пакеты в интернет-компаниях не должны принадлежать иностранцам?
— На наш взгляд, эта сделка не представляла опасности для рынка и не вела к его монополизации. От ее срыва больше вреда, чем пользы. Любое вмешательство без надобности — по умолчанию вредно. Если бы эту сделку разрешили, ситуация на рынке не изменилась бы никаким драматическим образом. Продажа «Бегуна» привела бы к более здоровой атмосфере [в интернет-пространстве]. Была бы более тяжелая конкурентная ситуация, а мы бы все равно выигрывали (смеется). А если спортсмен бежит и видит, что его сопернику подставили подножку, то ему и бежать уже не так интересно.
— Но ведь вы сами заявляли, что вам не нравится сделка между Rambler и Google?
— Это другое дело: нам жалко, что Rambler исчезает как поисковик. Именно благодаря тому, что в России долгое время существовали и конкурировали «Яндекс» и Rambler, здесь сложилась уникальная ситуация, когда на нашем рынке нет доминирующего иностранного игрока.
— Говорят, что срыв сделки усиливает позиции «Яндекса»…
— Нам не требуется такого рода помощь, и мы никогда о ней не просили. Мы и без этого хорошо растем. Мы работаем над качеством поиска — и аудитория видит это, наша доля поискового рынка растет весь этот год. У нас по России уже больше 56%.
— А вы не предлагали Rambler свой поиск?
— Предлагали. На условиях разделения прибыли не хуже, чем Google, а по деньгам даже лучше, потому что мы лучше монетизированы. Для стратегических партнеров с многомиллионной аудиторией у нас есть две модели сотрудничества: либо почти паритетное разделение доходов от контекстной рекламы и размещение поиска white-label, либо установка брендированного Яндексом поиска с отдачей партнеру бОльшей части доходов с монетизации. Рамблер не принял ни одну.
— По первой модели, очевидно, с вами работает второй крупнейший портал рунета — Mail.ru. Cобираетесь ли вы менять условия контракта с ними (например, уменьшать их долю дохода) в связи с новой обстановкой на рынке?
— Нет. Даже несмотря на то, что три года назад мы этот контракт выигрывали в гораздо более конкурентной обстановке.
— Почувствовал ли «Яндекс» кризис?
— «Яндекс» несколько лет бурно рос. С конца октября мы увидели замедление этого роста. Мы наблюдаем сейчас двойной эффект: с одной стороны, падают цены на аукционе контекстной рекламы. У нас система автоматического ценообразования, сами мы цены не регулируем: когда каким-то отраслям плохо, цены в них автоматически снижаются. С другой стороны, трафик сильно вырос — в кризис люди сошли с ума и стали пользоваться интернетом намного активнее. В результате оборот не растет, но и не особо падает. Сейчас у нас немного увеличилось число рекламодателей, но уменьшился средний счет. Для меня это хороший сигнал о состоянии экономики в целом. Наши клиенты — десятки тысяч малых и средних бизнесов. То, что их затраты на контекстную рекламу не падают, говорит о том, что в малом и среднем бизнесе жизнь продолжается. Если кризисом считать то, что происходит сейчас, то это вполне терпимо.
— На какие деньги развивается «Яндекс», есть ли у него кредиты?
— Кредитов нет и не было никогда. Мы развиваемся на собственные деньги. Уже шесть лет как мы прибыльные. В начале ноября, правда, у нас была другая проблема — как не потерять наши депозиты. Ничего не потеряли, несмотря на проблемы у одного из наших банков. Как и все, мы разрабатываем разные сценарии, есть три бюджета на следующий год: оптимистичный, пессимистичный и реалистичный.
— Заплатите дивиденды в этом году? Какая будет прибыль?
— Видимо, заплатим. Прибыль у нас гораздо больше, чем в прошлом году.
— Сокращаете ли затраты, персонал? Закрываете проекты?
— Мы, кажется, одни из немногих, кто еще продолжает наем. Но «бешено» нанимать перестали, потому что кадровый рынок сильно изменился. Раньше мы бегали за кандидатами и готовы были платить большие деньги за менее квалифицированных специалистов, рассчитывая их обучать внутри компании. Сейчас мы завалены резюме тех, кто потерял работу или ожидает ее потерять, и можем быть более разборчивыми. Недавно мы отменили реферральную программу — раньше мы платили премию нашим сотрудникам, которые приводили кандидатов. Что касается проектов, кризис — хороший повод внести ясность: каждый должен понять, для чего он существует. Закрыть проект и уволить персонал всегда можно, главное в кризис — выделить главное и заниматься им.
— Какие проекты главные?
— Главное для «Яндекса» — отвечать на вопросы пользователей. Заданные явно или неявно. «Яндекс» — информационная система. Мы про поиск, и любой справочный сервис — это наша поляна. А, например, социальные сервисы не наша стезя.
— Что будет с интернет-рекламой в 2009 г.?
— Относительно чемпионского III квартала 2008 г., наверное, все будут падать. Но если это падение будет не слишком сильным, то в целом 2009 год даже имеет шанс быть больше 2008-го. Нас должна спасти поисковая реклама. Ведь то, что люди тратят на «Яндексе» — это по сути и не реклама вовсе. Контекстная реклама раздает «готовых» покупателей продавцам, с оплатой «за приведенную душу». Потому вложения в Яндекс.Директ — это не затраты на рекламу, а, по сути, — cost of sales.
— Зачем тогда купили «Медиаселлинг», продающий именно медийку?
— Для экспериментов. С одной стороны, медийная реклама — это формат (банеры), с другой — способ продаж (индивидуальные продажи, а не конвейер). Медийная реклама в интернете развивается медленнее не из-за формата, а потому, что продающий инструмент медийки пока не массовый и ее эффективность плохо измерима. Сейчас для медийщиков интернет — просто еще одна площадка, почти ничем не лучше газет, телевидения или наружки. Таргетирование, массовый способ продаж и измеримость — вот что интернет может принести им нового, и это теоретически может на этом рынке что-то поменять. Даже при существующем формате. У «Медиаселлинга» есть свои технологии таргетирования, дополнительные к нашим. А нам полезно двигаться в сторону банеров.
— Как вы оцениваете конкурентную ситуацию в рунете?
— В 2007 г. для нас ситуация была очень тяжелая — мы теряли долю, наше качество поиска было не очень. Сейчас мы кардинально улучшили технологию поиска — по существу, это новое поколение поисковика. Кроме того, недавно у нас появился поиск не только по России, но и по миру.
— То есть вы скоро проиндексируете весь интернет?
— Мы постараемся. Но сделаем это для российских пользователей. Несмотря на открытие американского офиса, работать на рынке США мы не собираемся. Бизнес «Яндекса» построен на критических массах: при наличии более половины поисковых запросов на каком-то рынке начинает работать рынок контекстной рекламы. То есть если у нас в два раза больше поисковых запросов, чем у конкурентов, то обороты больше не в два раза, а в четыре. Наша задача — оказывать лучшие на рынке услуги российским пользователям, чтобы удержать критическую массу российской аудитории, которая у нас уже есть. Аудитории в том числе нужен и англоязычный поиск (примерно в 10% случаев).
Влияние кризиса
«Яндекс» несколько лет бурно рос. С конца октября мы увидели замедление этого роста. Мы наблюдаем сейчас двойной эффект: с одной стороны, падают цены на аукционе контекстной рекламы. У нас система автоматического ценообразования, сами мы цены не регулируем: когда каким-то отраслям плохо, цены в них автоматически снижаются. С другой — трафик сильно вырос: в кризис люди сошли с ума и стали пользоваться интернетом намного активнее. В результате оборот не растет, но и не особо падает. Сейчас у нас немного увеличилось число рекламодателей, но уменьшился средний счет. Наши клиенты — десятки тысяч малых и средних бизнесов. То, что их затраты на контекстную рекламу не падают, говорит о том, что в малом и среднем бизнесе жизнь продолжается. Если кризисом считать то, что происходит сейчас, то это вполне терпимо«.
«Кредитов [у компании] нет и не было никогда. Мы развиваемся на собственные деньги. Уже шесть лет как мы прибыльные. В начале ноября, правда, у нас была другая проблема — как не потерять наши депозиты. Ничего не потеряли, несмотря на проблемы у одного из наших банков. Как и все, мы разрабатываем разные сценарии, есть три бюджета на следующий год: оптимистичный, пессимистичный и реалистичный.
«Мы продолжаем наем персонала. Но “бешено” нанимать перестали — кадровый рынок сильно изменился. Раньше мы бегали за кандидатами и готовы были платить большие деньги за менее квалифицированных специалистов, рассчитывая их обучать внутри компании. Сейчас мы завалены резюме тех, кто потерял работу или ожидает ее потерять, и можем быть более разборчивыми».
«Яндекс» несколько лет бурно рос. С конца октября мы увидели замедление этого роста. Мы наблюдаем сейчас двойной эффект: с одной стороны, падают цены на аукционе контекстной рекламы. У нас система автоматического ценообразования, сами мы цены не регулируем: когда каким-то отраслям плохо, цены в них автоматически снижаются. С другой — трафик сильно вырос: в кризис люди сошли с ума и стали пользоваться интернетом намного активнее. В результате оборот не растет, но и не особо падает. Сейчас у нас немного увеличилось число рекламодателей, но уменьшился средний счет. Наши клиенты — десятки тысяч малых и средних бизнесов. То, что их затраты на контекстную рекламу не падают, говорит о том, что в малом и среднем бизнесе жизнь продолжается. Если кризисом считать то, что происходит сейчас, то это вполне терпимо«.
«Кредитов [у компании] нет и не было никогда. Мы развиваемся на собственные деньги. Уже шесть лет как мы прибыльные. В начале ноября, правда, у нас была другая проблема — как не потерять наши депозиты. Ничего не потеряли, несмотря на проблемы у одного из наших банков. Как и все, мы разрабатываем разные сценарии, есть три бюджета на следующий год: оптимистичный, пессимистичный и реалистичный.
«Мы продолжаем наем персонала. Но “бешено” нанимать перестали — кадровый рынок сильно изменился. Раньше мы бегали за кандидатами и готовы были платить большие деньги за менее квалифицированных специалистов, рассчитывая их обучать внутри компании. Сейчас мы завалены резюме тех, кто потерял работу или ожидает ее потерять, и можем быть более разборчивыми».
Источник: Ведомости
Еще материалы
Рейтинги