Макс Эрнст. Серый кардинал сюрреализма

Нет, ну вообще, надо уже что-то с этим делать. Невозможно так жить дальше. Ну, сами посудите - как только кто-нибудь в интеллигентной типа тусе скажет богатое слово «сюрреализм», так сразу у всей этой интеллигентной типа тусы в голове начинают проматываться картинки Дали. А ведь сюрреализм – это не только Дали. Даже я знаю еще как минимум двух сюрреалистов*. Об одном – о Миро я уже здесь текст написал, теперь вот о втором (1891-1976) напишу.
Макс Эрнст родился в Германии. В Боннском универе он изучал философию, психологию и историю искусств. Искусство же как мастерство не изучал. Ну, не считая того, что он в этом смысле почерпнул из уроков папы – тот был самодеятельным художником и чего-то такое малевал. Тем не менее, молодой Эрнст очень хотел стать художником и начал прикладывать усилия, чтобы эту мечту реализовать. Он ходил в музей и делал там копии. Еще он ходил на выставки и смотрел, что делают настоящие художники. Из них больше всего ему понравились Ван Гог и родные ему по ареалу обитания экспрессионисты, что очень чувствуется в его ранних работах.

Пейзаж с солнцем

Это – любовь к Ван Гогу.

Без названия

Это – любовь к экспрессионизму. И немножко – к кубизму. В 1913 году Эрнст побывал в Париже и понабрался там этой любви.

Распятие

В этой работе чувствуется не только любовь к экспрессионизму, но и стойкая симпатия к средневековой/возрожденческой немецкой живописи, что, впрочем, было характерно и для экспрессионизма.

Неожиданно грянула война. Эрнста забрали в армию, присвоили чин лейтенанта и послали в артиллерию картографом. Он смог повоевать не только против коллег-кубистов на Западном фронте, но и против коллег из русского авангарда на Восточном. Пока он этим занимался, в Цюрихе образовался дадаизм.

Война внушила Эрнсту стойкую идиосинкразию к войне, к государству, эту войну ведущему, к политике, эту войну устраивающую и к культуре, войну оправдывающей. Поэтому, когда в мирное уже время дадаизм пошел шагать по Германии, Эрнст втянулся в него со всей силой.

Вместе с отчаянными людьми Арпом и Бааргельдом он создал в Кельне мощную группу дада. Работать так, как он работал раньше, было уже нельзя. И Эрнст начал работать по-новому.

В частности, он стал работать в технике коллажа**. Штука эта была изобретена кубистами, и у них смысл ее был в том, чтобы уравнять в смысле реальности то, что они малевали, с реальными осколками реальности. Эрнст придал этой нестандартной тогда технике другой смысл. «Техника коллажа – это систематическое объяснение случайных или искусственно спровоцированных встреч двух и более чуждых друг другу предметов в абсолютно неподходящем для этого в данный момент месте – плюс искра поэзии, которая проскакивает при сближении двух этих реальных предметов». Это эрнстово кредо восходит, конечно, к знаменитой максиме Лотреамона, которую так любили тогда еще несуществующие сюрреалисты – «красота - это случайная встреча швейной машинки и зонтика на операционном столе».

Хромая лошадка

Эрнст брал для своих коллажей изображения и их фрагменты из совершенно разных источников – рекламных каталогов, книг по палеонтологии, руководств по ремонту и эксплуатации печных дымоходов и т.д. Вырванные из привычного контекста и соединенные вместе, они утрачивали свой первоначальный смысл и приобретали новый, совершенно непостижимый. Понять его было невозможно, общение любителя прекрасного с таким коллажем неминуемо приводило его в тупик. А тупик – это любимое направление любого уважающего себя дадаиста.

Позже Эрнст стал переводить эти коллажи в живопись.

Непонятные фигуры

Гидрометрическая демонстрация убийства с помощью высоких температур

Не избегал он в то время и традиционного уже с подачи Швиттерса ассамбляжа в мусорном варианте.

Плод многолетнего опыта

Самым же мощным деянием кельнской группы была знаменитая выставка «Предвесенний дада» в апреле 1920 года с входом через мужской туалет и голой нимфеткой в зале, читающей матерные стихи. Хитами выставки были следующие работы: «Антропофильский ленточный глист», «Флюидоскептрик Розвиты из Гандерсхайма» Бааргельда и «Оригинальный движущийся рельеф. Вид из легких семнадцатилетнего курильщика» с «Неслыханной угрозой с воздуха» Эрнста. Работы эти не сохранились – публика их разломала - поэтому можно только наслаждаться звукописью их переведенных названий. Выставка под напором общественного мнения была закрыта, но, после общения с дадаистами полиция ее вновь разрешила – очень уж убедительно выступили перед ней дадаисты. После второго открытия перед входом появились, как флаг над Рейхстагом в 45-м, плакаты «Дада побеждает» и «Дада размножается».

Весть об этой выставке докатились до далекого Парижа, где ночевали свои собственные дадаисты. Увидев в Эрнсте могучего и конгениального творца, они пригласили его к себе. И в мае 1921 года Эрнст представил свое творчество – картины, коллажи и рисунки – в парижском подвале с выключенным светом, где кто-то постоянно материл присутствующих, Бретон зажигал спички, Рибмон-Дессень все время орал «Капает на череп!», будущий писатель-коммунист и друг Советского Союза Арагон мяукал, а Супо и Тцара играли в прятки. Оттянулись, в общем.

Но все хорошее почему-то имеет обыкновение заканчиваться, поэтому закончился и дадаизм. Основные его силы влились в сюрреализм, и Эрнст влился туда тоже.

Если сравнивать Эрнста с другими известными мне героями сюрреализма, то я вынужден заявить следующее. Дали работал с параноидальным бредом. Миро – с архетипами сознания типа юнговских. С Джорджией О'Киф я Эрнста сравнивать не буду, поскольку ничего о ней не знаю. Эрнст же работал со сном***.

Из серии «Неделя доброты»

Из серии «Неделя доброты»

Из серии «Неделя доброты»

Причем, это сон человека, впитавшего суровую реальность массовой культуры. Не случайно гравюрами Эрнста, скажем, были иллюстрированы романы Б. Акунина о Фандорине – это как бы массовое чтиво сопровождалось как бы массовой изопродукцией, простите мне это совковое слово.

Сон как источник вдохновения – это не все, что Эрнст принес в сюрреализм. Он принес туда ту самую достоверность нереального, которую взял у него потом Дали и которую, в свою очередь, сам Эрнст приобрел у Кирико, обогатив ее тем самым лотреамоновским сочетанием несочетаемого.

Король Юбю

Ну, и конечно, Эрнст внес в арсенал авангардизма пару техник, что очень много, на самом деле. Первая – фроттаж.

Из альбома «Естественная история»

Из альбома «Естественная история»

Эта техника известна всем со времен школы. Помните, когда вы или другой хулиган подкладывал монетку под лист бумаги и тер потом ее тупым концом карандаша? Вот это оно и есть. Тут в смысле сюрреализма что важно? Это - случайный выбор, это – вне работы разума, это – спонтанное письмо. Эрнст обогащал сию банальную забаву – он прорисовывал или переводил в живопись эти уже зафиксированные фактуры. Совершенно разные – ткани, дерево, листья и т.д.

Еще он усовершенствовал технику декалькомании, придуманную другим сюрреалистом - Домингезом. Это посложнее – надо наложить краску на одну поверхность, приложить к ней другую поверхность, а потом – оторвать одну от другой. Богатая получается текстура. Эрнст иногда так складывал две разные картинки.

Наряд невесты

Все рыжее и фиолетовое здесь – это декалькомания. Эрнст использовал этот прием не по площадям, а фрагментарно.

Европа после дождя II

Еще Эрнст придумал граттаж. Это когда холст кладется на какую-то фактурную поверхность, а потом мастихином втирается краска в образовавшиеся на нем впадинки. Живописный вариант фроттажа.

Из серии «Лес»

Про дальнейшую судьбу Эрнста расскажу кратко. Он остался навсегда в Париже – празднике, который всегда с ним, потом, с началом новой войны, был интернирован французами как немец, исторгнут из лагеря сюрреалистами, уехал в США, где сделал мелкие пейзажи Аризоны размером с почтовую марку и передал еще одну придуманную собой технику дриппинга в надежные руки Поллока, и о которой я по необъяснимым причинам ничего не написал, но о которой можно узнать много полезного, пройдя по последней ссылке. В Европу вернулся в 1953 мэтром.

Бонус

Охотник

Мрачная картинка 26-го года. Граттаж. Хорошо вписывается в традиционный германский романтизм.

Двое в кружевах

Коллаж, переведенный на язык живописи. Совершенно автономные по стилю фрагменты, из которых составлены фигуры персонажей.

Воссоединение друзей

Это сборище его приятелей-дадаистов и еще не осознающих себя сюрреалистами сюрреалистов и около того  – 22-й год на дворе. Всех перечислять не буду, но самые главные – Кирико, Элюар, Кревель, Пере, Бааргельд, Деснос, Супо, Арп, Арагон, Бретон, Гала Элюар (Дали впоследствии). Сам Эрнст сидит на коленях у Достоевского. Почему сюда попал Достоевский – не знаю. С моей точки зрения, Эрнст должен сидеть на коленях у Толстого. Тот был бОльшим дадаистом, если вспомнить его поздние статьи, отрицающие всю современную ему культуру, опускающие Шекспира на уровень ножки дивана, полное опрощение в конце жизни, отказ его от всего им написанного и последний могучий жест – исход на станцию Астапово.

Ангел домашнего очага или Триумф сюрреализма

Это отклик Эрнста на нацизм. Не впрямую, естественно.

Варвары

То же самое.

Украденное зеркало

Совершенно фантастическая работа (граттаж) по мотивам какой-нибудь классики типа Каналетто.

Красный лес

Поздняя работа, 70-го года. Объект. Как говорят в роке – трибьют. Эрнст предъявил в материале то, с чего десятилетиями делал фроттаж – дерево. Очень честно и трогательно.

Богоматерь наказывает Христа перед тремя персонажами (А. Бретон, П. Элюар и автор).

Картинка, вызвавшая жуткий вой клерикалов. А дело-то было аж в 1926 году. Сейчас – классика. Это к вопросу о Pussy Riot, допустим.

* Незамысловатая шутка. На самом деле я знаю трех сюрреалистов – еще Джорджию О'Киф.

** Есть версия, что к технике коллажа Эрнст обратился из-за комплекса неполноценности – он не был уверен в себе как график и живописец. Не учился же нигде. Это уже после Второй мировой войны современные художники могли без всяких комплексов говорить, что рисовать не умеют, поскольку работают не с формой, а со смыслами. В то начальное для авангардизма время к такому еще не привыкли.

*** Однажды мне приснился сон вполне в духе работ Эрнста. Я изначально стоял на балконе и беседовал с несколькими волками. У нас возник конфликт, они взлетели – у них были крылья – и, построившись в косяк, исчезли вдали. Сон старый, еще до путинского вяло-дадаистского журавлиного полета. Я прекрасно понимаю, что, рассказывая свой сон, неосмотрительно подставляюсь под психоанализ, но не смог не поделиться с вами этим интересным переживанием.

Автор: Вадим Кругликов