Ханс Хааке. Крайне неблагодарный концептуалист

Вот, допустим, пригласило вас некое лицо в гости. Ну, там, хлеб-соль, чай, машлык, мелень… Накрыло, короче, поляну. Сидите, культурно отдыхаете. И вот, довольно хорошо уже отдохнув, вы начинаете рубить правду-мать прямо в лицо пригласившему вас лицу и его жене (пусть у него жена будет), предварительно наведя о них справки. О том, что он ей изменяет, а она за него пошла только потому, что у него квартира в Люберцах. О том, что он – взяточник, а она – чернила с работы подворовывает. И что соседи их ненавидят за то, что они – жлобы, музыку громко включают и собака у них в квартире гавкает. Ну, и так далее. Скоты и подонки. Одним словом, черная неблагодарность в ответ на искреннее добродушие хозяев. Вот если вы так сделаете, то будете прямым последователем Хааке (1936-…). Ну, вам еще нужно будет сказать, что все это – искусство. Тогда, может, пригласившее вас лицо не двинет вам в сюрляк. Хааке-то не бьют. Хотя, конечно, он не бытовым опусканием частных лиц на кухне занимается, а институциональной критикой за счет этих самых институций.

Поначалу-то Хааке был довольно смирным художником. Серьезно поучился профессии в паре вузов, в кассельской государственной Werkakademie и в Tyler School of Art при Темпльском универе в Филадельфии. Потом пошел в абстракционизм. Но абстракционизм был какой-то непонятный. Абстрактный какой-то. Хааке же алкал конкретики. Ну, и бросил он его. Сотрудничал некоторое время с крутой дюссельдорфской группой Zero, делавшей оп-арт и кинетическое искусство. А потом бросил все, уехал в Америку и стал там заниматься концептуализмом.

Его ранние работы 60-х гг. – это такие достаточно холодные концептуалистские аттракционы, замкнутые на себя и, в какой-то мере, продолжающие кинетические опыты группы Zero – в них тоже происходят со временем всякие изменения, хоть и не такие шустрые, как в кинетическом искусстве.

Куб с конденсацией

Тут плексигласовый куб с водой нагревается снаружи светом, отчего вода испаряется и начинается процесс конденсации пара. Образовавшиеся на стенках куба капли воды стекают вниз, она снова испаряется, снова конденсируется и т.д. Такое учебное пособие по теме «Круговорот воды в природе». Конечно, человеку с израненной душой, жаждущей катарсиса, такое произведение мало что даст. Концептуализм, вообще, не про это. Он же игра ума, а не пища для души. И ум этот увидит здесь много интересного. И уподобление банального физического процесса произведению искусства с его уникальностью – рисунок капель на стенках никогда не повторяется, и уподобление неорганического органическому – под влиянием света тут происходят процессы, отдаленно напоминающие простейшую жизнь, и свидетельство благотворного расширения границ искусства, которое отныне накрыло своим крылом уже и школьный курс природоведения с его наглядными пособиями и незатейливыми опытами. Можно еще поговорить о том, что это трактовка искусства как процесса, иллюстрация понятия «контекст» и демонстрация зависимости от него произведения. Подумать о влиянии зрителей на произведение – они ведь могут загородить источник света или подышать на куб – точно таком же, как их интерпретации, которые меняют его смысл. Ну, и еще о том, что произведение искусства после своего создания живет своей собственной, независимой от создателя, жизнью. Изящная работа, короче.

Постепенно Хааке от неорганической физики перешел к живой природе. Он выращивал траву,

Трава растет

разводил цыплят, рыб и муравьев, заставлял скворца Норберта орать высказывание Норберта Винера «All Systems Go!». Смыслы здесь те же, но сложнее – системы-то живые. Кончилось все это тем, что он добрался до людей, и это, в общем, естественно – там и системы интереснее, и конкретика, наконец, появилась.

В 1970 году на выставке «Информация» в Нью-Йоркском музее современного искусства (МоМА) Хааке выставил свою первую знаменитую инсталляцию.

Система как искусство: изыскание, алгоритм для ответов, визуализация откликов

Это был обычный опрос посетителей выставки, которым было предложено ответить «да» или «нет» на совершенно невинный вроде бы вопрос: «Мог бы тот факт, что губернатор Рокфеллер не осуждает политику Ричарда Никсона в Индокитае, послужить для вас причиной не голосовать за него в ноябре?» - Рокфеллер тогда в очередной раз был кандидатом в губернаторы штата Нью-Йорк. Провокативность этого простого опроса была в том, что Рокфеллер, помимо того, что действовал в качестве губернатора штата, еще был и членом попечительского совета МоМА, т.е. человеком, от которого достаточно сильно зависела работа и политика этого музея, в котором как раз и выставлялся этот опрос. Бюллетеней с ответом «да» к концу выставки было в два раза больше.

Следующая знаменитая работа была вот эта.

Недвижимость на Манхэттене, принадлежащая Шапольски и пр., социальная система в реальном времени, состояние дел на 1 мая 1971 года

Тут история такая. Этот самый Шапольски и пр. - Сол Гольдман и Алекс Дилоренцо – были очень плохими мужчинами. Они были риэлторами, скупившими через подставные лица разные неуютные трущобы на Манхэттене, которые они сдавали в аренду (дорого! предоплата!) и вроде как собирались их даже снести, чтобы продать сильно дорожающую землю. Ну, обычный звериный оскал капитализма. Беда была в том, что Шапольски и пр. были друзьями и, хуже того, деловыми партнерами членов попечительского совета музея Гуггенхайма, в котором Хааке и собирался выставить материалы про эту грустную аферу на своей ретроспективной выставке. Материалы включали в себя 146 фотографий этой отвратительной недвижимости, фотографии деловых переговоров по поводу операций с ней и карты двух районов, где эта недвижимость находилась – Гарлема и Нижнего Ист-Сайда. Все – из открытых источников. Короче, сделали люди доброе дело, пригласили художника выставиться, а он такую поганку заворачивает.

За шесть недель до открытия выставки директор музея Томас Мессер – пусть имя этой жилы всегда будут помнить неблагодарные потомки! – потребовал работу убрать. Хааке и куратор выставки Эдуард Фрай – пусть и это имя останется в веках! – отказались. Выставка не состоялась, Фрай был уволен. Вышел большой скандал, сочувствующие Хааке художники, среди которых был даже Раушенберг, на какое-то время оккупировали музей. Хааке пятнадцать лет не выставлялся в Америке.

Т.е. Хааке здесь активно занимается апроприацией. Он смело затаскивает на территории искусств методы, ранее там не замеченные. В первом случае – социологию, во втором – журналистское расследование. Делает то же самое, что Дюшан проделал со своим «Фонтаном». Понятно, что даже в столь далекое от нас время этими кунштюками удивить кого-нибудь было уже сложно, художники к тому моменту чего только в искусство не натаскали. Просто Хааке нужно было заиметь новые способы по-концептуалистски жестоко разобраться с понятием «искусство», в которое со всей силой входят и институции. Напомню, что концептуализм – это, в том числе и исследование искусства средствами искусства. Вот он и изучал их при помощи проверки на вшивость – как могут они сеять разумноедоброевечное, если сами коррумпированы? Хотя, конечно, использовать концептуализм в качестве политической дубины – это сильный ход. Ну, еще он обнажал функцию искусства как прикрытия репутационных дефектов разных компаний и публичных лиц.

Helmsboro

Это произведение Хааке посвятил сенатору Джесси Хелмсу, компании Phillip Morris и своему любимому МоМА*. Phillip Morris спонсировал в МоМА выставку кубизма. В то же время интересы Phillip Morris в правительстве США лоббировал жуткий консерватор, расист, гомофоб и защитник традиционных американских ценностей в жизни, религии и искусстве Хелмс. Поэтому на пачке был изображен его портрет и помещено его практически нацистское высказывание, а вместо табака в сигареты запихан текст Билля о правах, с которым практика и позиция Хелмса вступали в полное противоречие. Ну, по крайней мере, с точки зрения Хааке – что там конкретно вытворял этот перец Хелмс, я не знаю.

Еще одна знаменитая работа Хааке.

Масляная живопись. Посвящается Марселю Бротарсу

В 1982 году Рейган приехал в ФРГ убалтывать немцев разместить у себя «Першинги» - баллистические ракеты средней дальности с ядерным зарядом – в ответ на уже нацеленные СССР на Европу аналогичные ракеты РСД-10, известные также как SS-20 и «Гроза Европы». Простые европейцы почему-то сильно против «Першингов» протестовали**. Хааке сделал официозный портрет Рейгана, который ковровой дорожкой соединялся с репортажной фотографией очередной антипершинговой демонстрации – фотография менялась в зависимости от того, где в данное время происходил взрыв народного негодования (выставка проходила в момент визита Рейгана, т.е была предельно актуальна). А Марсель Бротарс – это очень нестандартный бельгийский концептуалист.

Ну, и еще одна офигенная работа Хааке, за которую он получил «Золотого льва» Венецианской биеннале.

Германия

Входящих в этой работе, контексту, по-нашему, много. Ну, понятно, - он тут мраморный пол расфигачил. Пол он расфигачил в немецком венецианском павильоне, построенном при Гитлере – была даже дискуссия, ломать-не ломать. С одной стороны, памятник архитектуры, с другой – нацизм, да еще представляющий страну на регулярном престижном международном мероприятии.

Павильон Германии в Венеции

Опять же нужно знать, что страна называется по-немецки Deutschland, а Germania – это так Гитлер хотел переименовать Берлин после ранее объявленной победы в мировой войне, жутко его перестроив. Столицей мира эта Germania должна была быть. И еще этот раздолбанный пол воспроизводит известную картину Каспара Давида Фридриха «Море льда», имеющую второе название, более подходящее к ситуации – «Крушение "Надежды"». Это же про столкновение мечты и реальности – люди на Северный полюс плыли.

Каспар Давид Фридрих. Море льда

Вот когда любитель концептуализма все это знает, то работа Хааке и в мозг его бьет, и эмоционально пробирает, что с концептуалистскими сооружениями бывает совсем редко. Я-то эту работу живьем не видел, но вот художник Дмитрий Гутов видел, а он контекст хорошо прорубает, и говорит – сильно забирает работа. Там еще гулко, в павильоне этом. Жуть, короче.

В общем, вы видите, какое колоссальное значение для Хааке имеет контекст. Его контекст – это не простенький контекст Дюшана, которым было всего лишь галерейное/музейное пространство. Тут это целая куча исторических, политических и прочих фактов, складывающихся в крепкий нарратив. В литературу, одним словом. Конечно, любое произведение концептуализма – это литература, прежде всего. Оно ж – идея, а идея – это слова. Но эти слова у других концептуалистов описывают, как правило, саму работу. Взять те же стулья Кошута или кубы Сола Ле Витта – они сами по себе, без всякого контекста, во всяком случае, относящегося непосредственно к ним***. В случае же Хааке эти слова описывают именно контекст вокруг работы, без которого она бессмысленно повисает в пустоте, и который для Хааке становится таким же изобразительным средством, как, скажем, холст/масло или бронза с мрамором для традиционного художника****.

У любителей прекрасного остается в связи со всем этим один вопрос – что остается от произведений Хааке, когда весь социально-политический контекст утратил свою актуальность? Ну, допустим, «Германия» - ладно, там в принципе достаточно общих знаний про Рейх №3, чтобы на каком-то уровне красоту замысла прочувствовать. Там эмоциональная составляющая сильная, образ мощный. Или про Рейгана – тут еще есть два разных способа репрезентации: живой – общества и мертвый, пафосный – власти. А как быть, скажем, с «Шапольски и пр.»? Что нам скажет эта работа сейчас, на какой-нибудь ретроспективе? Ну, что, ну, музей, конечно. Плата за злободневность. С другой стороны, это сооружение существуют как классический пример работы метода, своей актуальности отнюдь не потерявшего. Это когда искусство как политика. И наоборот.

А сравнение институций с гостеприимной семьей, конечно, несколько натянуто.

БОНУС

Синий парус

Ранняя «физическая» работа. Внизу – вентилятор.

Новости

Телекс с лентой новостей. Метафора непознаваемости мира – освоить всю эту информационную кучу невозможно, тем более что новости тут же устаревают.

Описание посетителей

Зрители заполняют анкеты и описывают сами себя на «Документе-5». Хааке искал параллели между социальным положением зрителей и их политическими и эстетическими взглядами.

 
Мане - Проект-74

История продаж/владений вот этой работы:

Эдуард Мане. Пучок спаржи

Там опять замешан музей, которому подарили эту работу, которая раньше принадлежала уважаемому человеку, но бывшему нацисту, а до этого – нескольким евреям, у последнего из которых, видимо, была конфискована.

 
Инвентаризация

Типа викторианский портрет Тэтчер. На заднем плане – поквоцанные тарелки с портретами Чарльза и Мориса Саатчи, чья кампания Saatchi & Saatchi участвовала в пиар-компаниях Тэтчер. Чарльз при этом – владелец галереи Саатчи и тогда еще был членом нескольких попечительских советов разных арт-институций. Опять про искусство как способ улучшить свою репутацию.

Дареный конь

Это будет установлено на Трафальгарской площади в Лондоне в 2015 году. На ленточке – бегущая строка с новостями Лондонской биржи.

* МоМА Хааке после истории с отменой выставки не отпускал долго. В 1974 году он, например, продемонстрировал связи его попечительского совета с компанией, занимавшейся эксплуатацией чилийского пролетариата. Как и положено современному американскому/европейскому художнику, Хааке несколько левоват.

** У нас в СССР тоже против размещения «Першингов» очень сильно возражали. Митинги собирали, обращения подписывали. Весь народ был против, короче. Анекдот того времени. Приезжает в Москву американец, снимает валютную проститутку, делает с ней секс и спрашивает, сколько она хочет долларов.
- Не надо мне долларов, - отвечает проститутка.
- Что же ты хочешь?
- Не размещайте «Першинги» в Европе.
Сейчас этот анекдот можно рассказывать снова. Только про ПРО. Или про санкции.

*** Естественно, там контекст есть. Хотя бы в виде истории искусства как некой санкции и причины появления таких работ. Но этот контекст не входит в структуру самой работы. А у Хааке – входит. Ее частью является.

**** Нужно помнить, что скандалы, сопровождающие жизнь большей части работ Хааке – это тоже контекст, т.е. составляющая работ.