Олег Мавромати. Больно, больно, больно!... а… хорошо…

Как и в случае с Авдеем Тер-Оганяном и организаторами выставок «Осторожно, религия!» и «Запретное искусство», речь идет о действиях, направленных на возбуждение ненависти по признаку отношения к религии. Похоже, эта статья стала обязательным и довольно повседневным элементом российского contemporary art – все время кто-то под ней ходит, кого-то по ней судят. Наверное, скоро художники будут спрашивать друг друга: «А ты по 282 проходил?» То есть это будет такое особое достижение, вроде участия в престижных международных арт-мероприятиях и присутствия работ в известных собраниях.

Вернемся к Мавромати. Согласно материалам уголовного дела и сообщениям прессы, 1 апреля 2000 года этот изверг провел акцию «Не верь глазам». Выглядело это так. Мавромати за кисти рук прибили 10-сантиметровыми гвоздями к деревянному кресту. На спине у него бритвой было вырезано: «Я не сын Божий».

В целом вышло ничего, но вот беда – дело происходило на Берсеневской набережной, как раз напротив храма Христа Спасителя. Кроме того, Институт культурологии Минкульта РФ, на территории которого все это случилось, стоит рядом с храмом св. Николая, где в тогда квартировался штаб организации «Союз православных хоругвеносцев», известной своей ангельской терпимостью. Т.е. прямо под боком у православных фундаменталистов совершается это мерзейшее действо. Конечно, они подали в суд. И развернули целую кампанию с преследованием. А что еще прикажете делать со святотатцем?

Посмотрим теперь, было ли оно, святотатство. Не будем говорить о том, что каждый год на Филиппинах в Страстную пятницу местное население десятками официально распинается на крестах, откровенно подражая Христу – они католики, у них все криво. Не будем говорить и о том, что Мавромати распял себя совсем не так, как был распят Сын Божий. И даже не так, как распяли апостолов Петра и Андрея: одного – вверх ногами, другого - наискосок. Так, как был распят Мавромати - никого еще не распинали. Не будем напоминать и о предупредительной надписи на его спине, потому что все это – мелочи.

Человек, которого прибивают к кресту в христианской стране, ассоциируется именно с Иисусом Христом, а не со Спартаком, к примеру. Но ортодоксальное православное сознание, в отличие от католического в филиппинском изводе, перенести этого не в состоянии, не знаю – почему. И это тут главное. Но разве любой гражданин Российской Федерации не имеет права быть добровольно прибитым к чему угодно и вызывать этим любые ассоциации у кого угодно? И даже кому угодно подражать?

Строго говоря, подражание Христу, IMHO, было, несмотря на все обходные маневры Мавромати, а вот святотатства – не было. Поскольку подражать Спасителю в самый мучительный момент его жизни – это не преступление.

Ну, хорошо, Мавромати по-честному перенес вбивание в себя больших гвоздей и простоял так довольно долго. А что он хотел сказать миру этим своим членовредительством? А то, что настоящее искусство – это боль и жертвенность. Для первого – боли – он был реально прибит и просто ее, боль, испытывал. Для второго – жертвенности – ему и понадобилась эта довольно прозрачная отсылка к Христу. Ведь в истории нашего, христианского ареала нет большей жертвы, чем Его жертва. Про Зою-то Космодемьянскую, как выяснилось, все наврали.

Теперь немного развернуто поговорим о боли и ее трактовке в творчестве Олега Мавромати. Понятно, что физическая боль, реально им переживаемая - это лишь метафора той экзистенциальной боли, которая живет в душе настоящего художника. Ну там, знаете, страдания человечества в целом и каждой отдельной особи этого вида в частности. Слеза ребенка. Война. Да и мир, в общем-то, тоже. История человечества – это история преступлений. Гитлер, Сталин, Пол Пот, Бармалей. Человек обречен на тотальное непонимание. Жизнь как трагедия. Никто из этой жизни не выбирался живым. Живем вместе, умираем поодиночке. Ад – это мы. И страшный суд еще до сих пор не отменили.

Да и сама физическая боль – это интересная категория. Ну, когда ее творчески трактует творческая личность. Это уже разговор о ценности физической боли как категории в эпоху постмодернизма, будь он неладен со своей тотальной иронией, все уравнявшей и напрочь убившей прямое высказывание в современном искусстве.

Так вот. Мавромати утверждает, что простая физическая боль – это предельная искренность и неповторимость. Думаю, тут возражений не будет – в этом смысле банальный личный опыт есть у каждого. Да и вообще, уж тут-то Мавромати можно доверять на все сто, т.к. он по образованию медик. Не знаю, к месту ли я приплел про медика, но где-то же про это нужно было сказать, это же интересно и важно. Мне показалось, что лучше всего это сделать именно в этом месте. Ну, ладно.

Короче, эти категории – искренность и неповторимость (опять же, с точки зрения Мавромати) - крайне важны в ситуации размытости всех категорий, критериев и дефиниций, которые принес постмодернизм. Ведь он, в частности, что сделал? Он подменил честное прямое авангардисткое высказывание неким ерническим персонажным. Не может постмодернист просто искренне сказать «я люблю», или «я ненавижу», или «меня все за…ло, повеситься хочется». Он будет иронизировать, намекать на культурные коды, высказываться от имени какого-нибудь персонажа и в результате ощущения хорошего, честного переживания ситуации не даст, гад. Это об искренности.

Теперь о неповторимости. Немного обрисуем для начала наше время. Скажем так – ему свойственна тиражность. Постмодернизм, опять же, убил понятия уникальности и первородства. Нельзя теперь вынести старый могучий убийственный приговор работе художника, сказав, что это уже было. И в такой ситуации простая физическая боль, отформатированная как искусство, приобретает именно эти качества – уникальности и первородства. Ведь, грубо говоря, художник, решивший повторить акцию Мавромати, все равно по-честному испытает эту самую боль. Искренне. И неповторимо. Т.е. копия будет равна оригиналу. Но не как в постмодернизме, когда оригинал неотличим от копии, а наоборот, когда копия неотличима от оригинала.

Что еще вам рассказать про Мавромати? Ну, скажем, он до описываемой акции был прибит тоже к кресту в галерее Гельмана, а когда его сняли, лежал бледный и с забинтованными руками минут сорок на полу, не в силах подняться. Тогда ему в руки были вбиты 20-сантиметровые гвозди. А еще до этого он в соавторстве с художником по псевдониму Император Вава на «Эхе Москвы» провел минуту молчания – у обоих языки были проколоты иглами. Тоже ведь больно.

А однажды 9 мая на Поклонной горе во время салюта ему на груди раскаленным пацификом было сделано тавро. Это была акция «Не убий», посвященная всем погибшим в компьютерных играх.

У читателей может возникнуть закономерный вопрос – ну, хорошо, акция-шмакция, преследование-шмеследование… дальше-то что? Охотно отвечаю. Сразу после заведения уголовного дела Мавромати свалил в Болгарию, у него там типа жена была, местная авангардистка международного масштаба, Боряна Росса. И правильно сделал, что свалил - у него перед глазами был пример Тер-Оганяна. Повторю аргументацию Тер-Оганяна против отсидки за религию в российской тюрьме – наши уголовники жутко религиозные. Настолько, что они убьют за Христа. Это ж не та тюрьма, где сидел Бренер.

В Болгарии, вдали от преследований, Мавромати занялся, наконец, спокойным, академическим творчеством. Он тихонько писал картины своей кровью.

Святые Борис и Глеб

А еще босиком медленно поднимался по приставной лестнице (восхождение?), каждая ступень которой была для удобства утыкана гвоздями и иголками. В другой раз любимая жена, взявши в руки паяльник, выжигала на его спине священные тексты на иврите. Короче, все было хорошо.

И тут-то его и достали. Ведь он же, Мавромати, кто? Он - художник, в сферах витает, ангелов видит. А что у него под ногами? Тлен и суета сует. Но вот это-то его и прижало, подножное. Ведь он гражданство болгарское не оформил? Не оформил. Паспорт у него российский? Да. Короче, у него начались обычные и ужасные проблемы, связанные с российской бюрократией. Она усиленно звала его на Родину для решения этих проблем. А Родина, если вы еще помните, предлагала Мавромати в одном флаконе* с решением бюрократических проблем и статью №282. Так Мавромати попал.

На этот выпад враждебности Мавромати ответил могучей акцией «Свой-чужой». Поскольку он был поставлен в ситуацию выживания, он, как истинный испытатель, довел ее до предела. Он посадил себя на настоящий электрический стул, подсоединил его к компьютеру и объявил голосование в интернете.

Все было по-честному. Речь шла о жизни и смерти. Т.е. все зависело от реальных голосов – если бы количество «против» в два раза превысило количество «за», система послала бы электрический сигнал такой силы, который Мавромати бы убил. И его теперь с нами не было бы.

Приведу высказывание испытуемого: «Каким бы ни был результат, я жду от этого эксперимента глубокого мистического опыта. Жизнь показывает, что с метафизикой игра невозможна. Десять лет назад я нажал на кнопку, когда взошел на крест, и вот эхо этого события догнало меня спустя десять лет. И я готов платить по счетам своей собственной жизнью — как бы патетически это ни звучало в нашем циничном мире».

Вот так. А мы по офисам сидим.

* Неприличное выражение.

Автор: Вадим Кругликов