Наталья Родикова, «Домашний Очаг»: Как говорить со своей аудиторией о важном
01 Апреля 2022 Публикуем новый эпизод подкаста «Изнанки инсайта», гостем которого стала главный редактор журнала «Домашний очаг» Наталья Родикова. Выпуск записывался задолго до начала конфликта России с Украиной и с тех пор реальность не один раз изменилась, но главное осталось неизменным – нам по-прежнему нужно уметь говорить друг с другом о важном, чувствовать дух времени и держаться своих ценностей. О том, как это делать, и рассказала Наталья Родикова на примере развития и переосмысления журнала «Домашний очаг»
ВНУТРИ
1:31 Как «Домашний очаг» проделал путь от обложек с выносами «Худеем к лету» до номера с жертвой семейного насилия Маргаритой Грачевой.
12:47 Как читатели отнеслись к разговору о семейном насилии.
17:00 «Никто не обязывает тебя снимать хорошее — не снимай плохое».
22:00 «Мы хотим поговорить не про защитника, а про человека».
28:00 Как редакция выбирает героев на обложку «Домашнего очага».
33:00 Как изменился «женский язык».
46:00 «Женские» и «мужские» медиа — это сексизм?
51:00 Как «Домашний очаг» выбирает темы для журнала.
58:00 Сохранится ли журналистская работа.
1:00:05 Как быть открытым новому
ПРОЧИТАТЬ
Георгиевская: В первую очередь нас заинтересовала обложка с Маргаритой Грачевой, ставшей жертвой домашнего насилия. «Домашний очаг» рассказал ее историю и хочется спросить, что же произошло с изданием? Я сделаю краткую историческую справку. Вы пришли в «Очаг» в феврале 2015 года, ваш первый номер был с выносом: «Природа зовет!». В принципе это в настроении «Домашнего очага». В последующие годы в издании подсвечивались довольно ожидаемые темы: лето на даче, ждем гостей, реальная любовь, худеем к лету. В 2019 году обложки начинают разбавляются такими выносами, как «Часики-то тикают! Почему людей интересует, когда мы выйдем замуж и родим», «Сильная женщина, слабый мужчина», «Такие нам нравятся – мужчины и отцы новой эпохи», «Для себя», «Без ума от себя». И есть ощущение, что все окончательно изменилось в 2021 году, когда появилась Маргарита Грачева, после которой у вас выходят совершенно другие обложки — про новую школу, новую мужественность, новый женский язык. Что случилось в 2021 году?
Родикова: Тема и риторика поменялись в «Домашнем очаге» раньше гораздо, чем это стало заметно по обложкам. И про домашнее насилие мы писали уже сколько-то лет до того, и про новое отцовство, и про то как меняются мужчины и женщины. Что изменилось. Во-первых, журнал не может не меняться со временем — ты живешь в контексте мировых событий и то, что происходит с обществом, неизменно отражается на любых медиа. Меняется и главный редактор. Мой вектор познания феминизма и осознавания себя как феминистки не мог не повлиять на то, каким становился журнал.
Мы все более последовательно говорили о правах женщин, все меньше допускали тем, которые предлагают женщине стать лучше, чтобы кому-то понравиться. Почему мы должны об этом писать и делать вид, будто нас устраивает такой порядок вещей? Нет, он нас не устраивает. Не обязательно бороться с этим ядовитыми методами, можно просто перестать писать о наиболее токсичных конструкциях и предлагать женщине в них встраиваться. Мне, например, перестали нравиться материалы, даже в разделе «Мода», если заход в них через призму: «Нарядись к Дню святого Валентина, чтобы сделать подарок своему мужчине». А можно я себе сделаю подарок, нарядившись, и не к Дню святого Валентина, а когда захочу, и почему я вообще должна себя ощущать подарком?
Постепенно темы, которые не становились красной нитью выпуска, начали проникать в выносы и на обложку. А тема с домашним насилием настолько серьезная, что ее нельзя сделать одним из выносов и пойти дальше. Мы сразу поняли, что это будет специальный номер с большим разделом, посвященным семейному насилию, со всех сторон разберутся в проблеме и ответят на самые важные вопросы. Героиней номера мы захотели сделать не медийную женщину, а самую известную в России жертву семейного насилия.
Когда мы начали верстать обложку с Грачевой, стало понятно, что нужно убирать все остальные выносы, потому что это серьезная тема и мы хотим, чтобы звучала только она. Это был первый выпуск, где мы оставили только цитату Риты про то, что она ждет ребенка и больше не хочет бояться, и крупный вынос про то, что нам нужен закон о домашнем насилии. Так родилась эта обложка.
Георгиевская: Я смотрю, у вас же теперь обложки в целом стали легче и выносов меньше.
Родикова: Их стало меньше, по крайней мере, они стали говорить об одном. В номере про то, как меняются мужчины, кажется, что выносов много, на самом деле это все на одну тему. Мы говорим про отношения, внешность, чувства, отцовство, сексуальность, маскулинность и про весь их опыт. Я не знаю, сохраним ли мы формат, потому что не всегда хочется говорить на одну тему и не всегда есть тема, которая требует, чтобы весь выпуск был ей посвящен. И потом сейчас довольно сложное время в смысле того, что у людей меняются привычки, сценарии потребления информации и так далее. Мы ищем себя. Может быть, мы вернем большое количество выносов, может быть, мы будем чередовать, может, один номер будет такой, другой сякой. Мы стараемся не зацикливаться на чем-то и не ставить себе рамок.
Георгиевская: А как вы придумывали концепцию обложки с Грачевой?
Родикова: Это возникло у меня в голове, моя ролевая модель — это Навсикая из мультика Миядзаки «Навсикая из долины ветров». Если шире, то это женщина-воительница. И, когда я узнала, что Рита ждет ребенка, я представила ее себе с такой подачей, что она с лицом и позой воительницы идет вперед, и поддерживает свой живот рукой, вместо которой сейчас протез. Мне очень хотелось, чтобы читалось, что она сильная и не боится. Хотя может боится, но ей приходится преодолевать страх, и она это делает в том числе и ради других женщин, чтобы не боялись мы, чтобы мы говорили. И представилось, что это должно быть яркое платье, что-то развевающееся такое, чтобы показывало, что она идет. Должна была быть динамика, поэтому я стояла за кадром и махала картонкой, чтобы ее локоны и платье развевались.
Георгиевская: А интересно, как аудитория в итоге отреагировала на эту обложку. С одной стороны, есть люди, которых не трогает эта история, и, возможно, им не хотелось это читать, а с другой стороны, есть люди, которых это наоборот поглотило, и они тоже не хотят это читать. С учетом этого какой была реакция?
Родикова: Очень разной. От читателей я лично не увидела ни одного негативного отзыва. Если оно и было, то оно не дошло. Негативные комментарии я видела обсуждениях на площадках в интернете. Но это были не читатели журнала, это были люди, которые среагировали на новость, что «Домашний очаг» выпустил специальный номер, посвященный этой теме, и поставил на обложку Риту Грачеву. Они реагировали на обсуждение закона о домашнем насилии.
Георгиевская: То есть общественная дискуссия случилась?
Родикова: Да, она случилась. Конечно, очень ярко отреагировали другие медиа, потому что нас воспринимали иначе. Наше название «Домашний очаг» звучит довольно старомодно, в смысле оно такое «скрепное», консервативные, что кажется, мы должны защищать определенные вещи. И внезапно для коллег мы заговорили о домашнем насилии и так, как говорит прогрессивная часть человечества.
Георгиевская: А рекламодатели как-то реагировали потом?
Родикова: Положительно. Ты годами воспитываешь в том числе рекламодателей. Ты предлагаешь им спецпроекты и довольно долго стучишься в закрытую дверь — все ходят традиционных вещей и «майонезной» рекламы. Но здесь не только наш вклад — на социальную повестку работают много множество медиа, рекламных агентств и больших западных брендов. Я довольно часто говорю рекламодателям: «Без ваших денег какие-то вещи в обществе могу не тронуться с места». Потому что большие бренды могут влиять на социальные вопросы невероятным образом — они вызывают дискуссии и годами долбят в одну тему, формируя у людей новые ценности. На номер о семейном насилии рекламодатели отреагировали довольно бурно, всем очень понравилось — они тоже люди. Понятно, что не все готовы идти в эту тему со своей рекламной стратегией. Но это и необязательно. Важно расшатать в голове конструкцию, что он не может говорить о важном.
Георгиевская: Наверное, история в том, что часто такие темы воспринимаются не столько, как важные, а как негативные или позитивные, вот так. И интересно сменить фокус от негатива и позитива к тому, что это важно. А это уже совсем другая территория, ты просто выходишь из постоянного противопоставления.
Родикова: Да, сейчас все заходят на территорию устойчивого развития. У нас все больше запросов в духе «А давайте придумаем что-то с социальным подтекстом про права женщин, про права детей». Это уже не остановить, как бренд ты должен держать лицо, выглядеть прогрессивно, это вопрос культуры. Все потихоньку заговорят про социальное, пусть даже это не будет основной темой, но и не будет озвучено токсичных вещей. Никто не обязывает тебя снимать хорошее – не снимай плохое.
Георгиевская: Еще одна новая история, которая у вас появилась — новая мужественность, это тема февральского номера. Почему вы решили заговорить с читательницами о новой мужественности?
Родикова: Во-первых, у нас не только читательницы, у нас довольно большой процент мужчин, в какой-то момент было до 30%. Плюс, журнал, если он лежит в семье, то открывается и другими людьми, особенно если их что-то заинтересует на обложке. Нам приходят письма и комментарии от читателей-мужчин. И мы довольно давно уходим от обращения именно к женщинам. Иногда я к ним обращаюсь, когда тема кажется мне важной именно для женщин, но в самих материалах мы стараемся уйти от обращения именно к читательницам, потому что хотим обращаться к человеку.
И кто сказал, что домашним очагом должна заниматься женщина? Мы знаем, кто сказал и кто по-прежнему говорит, много кто до сих пор считает. Но домашним очагом занимается не только женщина, и уж точно она не должна одна им заниматься. И уж точно в реальной жизни все больше происходит так, что включаются мужчины и дети, и вообще семья – довольно сложно устроенный организм.
По поводу того, почему мы заговорили про мужчин. Мы про них говорили и раньше, и мы выносили и раньше на обложку темы, вроде «какие папы нам сейчас нравятся» и «какие мужчины нам сейчас нравятся». Нам очень интересно говорить про то, какие мужчины нам сегодня нравятся, потому что мы постоянно обсуждаем, какими стали женщины, но мы же не одни. То что происходит с нами, непосредственно связано с тем, какие мужчины находятся рядом. Это одна часть. Вторая– мужчины вообще-то самоценные, и с ними давно пора разговаривать тоже другим языком, обращаться к ним, как к человеку, а не как к набору гендерных стереотипов.
И меня угнетает, что мужские депрессии остаются незамеченными, потому что мужчины не жалуются на них, не признают их даже внутри себя, потому что жаловаться стыдно. Хотя и сама тема депрессии стигматизирована. Женщин тоже упрекают…
Георгиевская: Мы ее придумали.
Родикова: Мы ее придумали, да, депрессии не существует. Но женщине общество это прощает, мужчинам – пока что нет. И мы видим это, например, на том, что количество мужских самоубийств довольно высоко. Особенно в тех обществах, где мужчин привязывают вот к этому образу: «Ты должен быть сильным, должен быть мужиком, ни в коем случае не жалуйся ни на что, и какая еще депрессия, соберись, тряпка». И даже самые близкие люди могут сказать: «Соберись, тряпка». Но почему «соберись, тряпка», если у человека действительно депрессия, и он имеет право на нее. Мы раскрутили эту тему и поняли, что хотим поговорить не про защитника Отечества, а про человека. Чтобы мужчины услышали себя, чтобы заботились о себе и чтобы женщины понимали их лучше, ведь токсичное отношение к мужчинам тоже существует.
Георгиевская: Но на обложках при этом у вас почти нет мужчин. С 2012 года было только трое: Константин Хабенский, Сергей Лазарев и Денис Матросов. Почему так? Даже сейчас на обложке даже про нового мужчину мы видим женщину.
Родикова: У нас есть там мужчина.
Георгиевская: Не на обложке.
Родикова: На обложке. Внимательно посмотрите. У нас на обложке есть мужчина в «зачаточном состоянии», можно так сказать. Мы хотели показать это именно так.
Георгиевская: Новый.
Родикова: Да, новый мужчина, который может вырасти другим в другом обществе. Напрямую мы это не проговариваем, но у нас был такой ход. А вообще почему нет мужчин на обложках – так сложилось исторически. Все время есть персонаж, которым мы увлечены и хотим поставить на обложку. Чаще это женщина. Но есть несколько мужчин, которых я в разное время звала на обложки, они по разным причинам не пошли. Потому что не всем комфортно стоять под названием «Домашний очаг». Но на самом деле это скорее вопрос нашей привычки, наверное, тоже можно пошатать эту конструкцию, потому что я уверена — обложки с классными мужчинами будут продаваться совершенно не хуже, чем обложки с классными женщинами.
Но для меня как главного редактора проблема с обложками и с лицами обложек лежит не в гендерном аспекте, а в том, что хочется ставить звезд с прогрессивной позицией, с которых мы по-настоящему хотим брать пример. И если мы сейчас увлечемся прекрасным мужчиной, которого захотим поставить на обложку, он будет отвечать нашим задачам номера – мы поставим, это не проблема.
Георгиевская: А есть некий шорт-лист мужчин, которые хорошо бы встали на обложку «Домашнего очага»? Кто бы сейчас вписался по критериям прогрессивности, по духу.
Родикова: Данила Козловский, например, который выпустил свой большой режиссерский проект. Ничего токсичного я не читала в его интервью, это уже хорошо. По нашим временам достаточно для того, чтобы встать героем обложки. Ничего вредоносного не говоришь, никаким мракобесием людям умы не засоряешь – подходишь.
Георгиевская: Еще вы поднимали тему нового женского языка. В ноябрьском номере вы говорите о татуировках, домашнем насилии, сексе. Можно ли сказать, что вы говорите о том, что было табуировано для женщин?
Родикова: Не обязательно эти темы были табуированы. Про них просто могли мало говорить или говорить не так. Либо это новые аспекты, которые женщины открывают для себя и это уже не кажется какой-то экзотикой. Например, я сделала себе татуировку накануне выпуска этого номера и задумалась, почему мы не говорим об этом. Я не вспомню среди своих друзей, есть ли вообще люди без татуировок. И тем не менее эта темя до сих пор «бомбит» людей. Всем кажется, что это «зоновская» культура. Это давно не так.
Георгиевская: Но женский язык, получается, сам по себе тоже изменился?
Родикова: Да, конечно. Даже у тех, кто не задумывался об этом. Наша речь бежит впереди осознания.
Георгиевская: Интересна и обратная связь от ваших читателей. Я поговорила с девушкой, которая читает «Домашний очаг» много лет, она сказала, что раньше вы говорили с ней на одном языке и издание было действительно «домашним», а теперь стало более прогрессивным и ей это не то чтобы нравится.
Родикова: Как ни странно, за все это время я впервые столкнулась с недовольством, когда вышел номер про новую маскулинность. Тогда мне на почту пришло аж три письма от читателей. Раньше напрямую никто не жаловался, в основном в комментариях на площадках или на сайте, но там всегда есть некий баланс. Это одна история. Вторая история сложнее, про то, что журнал заговорил другим языком. Я как главный редактор чувствую свою ответственность за читательниц. Я не могу не говорить с ними о домашнем насилии. Может, она сейчас не хочет про это читать, но она так или иначе с этим столкнется или уже не столкнулась и не знает, что делать. Она должна понимать, что насилие — это насилие. И она не обязана бежать с кастрюлей борща к порогу, встречая мужа, в чистом переднике и вообще не должна сидеть дома, если у нее другие представления о том, как должен быть устроен брак. Она не обязана находиться в браке, который небезопасен для нее, физически, психологически, экономически, как угодно.
Ты можешь продолжать писать удобные вещи, которые погружают читателя в тепленький мирочек. И пока эта конструкция держится, все нормально. Но в какой-то момент она неизбежно перекашивается — у тебя заболевает ребенок, родители, ты разводишься, сталкиваешься с семейным насилием, не можешь выплатить кредит. Тогда ты уже не можешь и дальше ориентироваться на «сиропные» ничего не затрагивающие вещи.
Да, сейчас выглядит так, будто мы немного жестковато говорим об этих вещах, но только потом, что мы долго про это не говорили. Маятник сильно качнулся в социальную, прогрессивную тему, но он качнется и обратно.
Георгиевская: Сейчас в принципе все очень следят за тем, что говорят и как. И одна из причин в том, что можно легко попасть на обвинение в сексизме и в этой связи интересно, деление изданий на «женские» и «мужские», это тоже сексизм? Это отмирает?
Родикова: Да, и это началось не сегодня: женщины давно читают Esquire, а мужчины — «Домашний очаг». Это деление размывается. Мы перестаем обращаться только к женщинам, потому что обращаемся к людям, которым интересны наши темы, мы пишем про дом, про семью, про себя и про то, что с этим связано, про личный комфорт, безопасность и про счастье, внутренний и внешний уют. Это неизбежный процесс, если внешние силы не будут препятствовать обществу на этом пути.
У нас же журналы про автомобили читают не только мужчины? Нет, очевидно. А если читают только мужчины, значит, может быть, они написаны не очень уважительным языком по отношению к женщинам. Может, у них есть специальная рубрика для женщин-водительниц. Мне было бы некомфортно, если бы в журнале, который мне нравится, для женщин была бы специальная рубрика. Поэтому, если мы не дураки, то будем общаться с теми, кто нас хочет слушать, а с теми, кто не хочет слушать, тоже будем немножко общаться, хотя бы обложками.
Георгиевская: Тогда хотелось бы поговорить про внутреннюю кухню. Если про генеральное развитие журнала более или менее понятно…
Родикова: А кому понятно? Мне было бы интересно поговорить с человеком в этой стране и в мире, кому понятно дальнейшее развитие его медиа. Мне непонятно.
Георгиевская: В плане повестки.
Родикова: И в плане повестки непонятно. Мы не знаем, что будет через год, куда мы дальше пойдем, как будем подстраиваться под ситуацию или вести за собой. Ты можешь прописать в медиа-ките для рекламодателей какие-то вещи, но какое отношение это будет иметь к реальности, мы не знаем.
Георгиевская: А на какие темы «Очагу» сейчас будет интересно говорить?
Родикова: Обо всем, что касается жизни человека, особенно той части, которая отвечает за его комфорт, безопасность, здоровье. Я люблю сравнивать «Домашний очаг» с сумкой с инструментами: мы хотим дать инструменты на разные случаи жизни. А какие там случаи нам еще предстоит пережить, мы не знаем.
Георгиевская: А вот интересно, как вы эти инструменты подбираете, темы для номера, героев? Особенно интересно про героев. Как это получается — вначале появляется яркий человек и вы хотите рассказать его историю или наоборот — тема первична?
Родикова: Напомню, что журнал выходит раз в месяц, а на сайте мы публикуем порядка ста материалов в день. Мы перерабатываем повестку и видим, на что откликаются люди. Понятно, что в интернете и принте немного разные привычки. Не всегда за то, что ты с удовольствием читаешь на сайте, ты готов заплатить сто рублей. Ты можешь любить скандалы и это будет твое guilty pleasure, но ты не захочешь платить за этого героя, покупая журнал.
Если возвращаться к вопросу, как мы принимаем решение — мы ищем вдохновляющие истории и темы. Но важно, чтобы они заводили тебя самого. Меня больше всего бесит в авторах и в редакторах, когда человек предлагает на планерке тему, которая ему неинтересна. Я говорю: «Зачем ты мне ее предлагаешь? Человек же придет в магазин потратит свои деньги на журнал, и тебе на зарплату в том числе, или зайдет на сайт, а там история, которая неинтересна даже ее автору». А вот когда появляется тема, про которую начинают говорить в редакции, даже если она не имеет отношения к планерке или номеру, я понимаю, что про это надо писать, потому что это заводит по-настоящему.
Георгиевская: А вы верите, что у принта есть будущее?
Родикова: Единственное, на что здесь можно ориентироваться, это слова Рудольфа из «Москва слезам не верит», что будет одно сплошное телевидение. Но осталась же и все остальное, просто у каждого свой потребитель. И культура чтения на бумаге пока что передается из поколения в поколение. Посмотрим, что будет дальше, потому что мои дети уже год не брали в руки книг и даже учебников, потому что находят всю информацию в интернете. Мне казалось, я передала им книжную культуру, они были довольно заядлыми читателями, но непонятно, вернутся ли они к этому. Пока живы поколения, которые читают, живы журналы. Думаю, принт останется нишевой историей.
Но я бы не стала привязываться и тосковать по печатке. Это всего лишь форма. Мне интересней порассуждать, сохранится ли журналистская работа, потому что сейчас есть люди-СМИ. У них есть площадка, они круто собирают и анализируют информацию и получше, чем это делает редакция.
Георгиевская: Но сторонники СМИ говорят, что у медиа есть ответственность и к ним больше доверия, чем к блогерам.
Родикова: У СМИ есть ответственность перед законом. Но если мы посмотрим на то безобразие, которое пишут очень многие СМИ (и мы не исключение), мы тоже пропускаем какую-то фигню. Мне за многие статьи наши стыдно, даже не двух-трехлетней давности, а годичной. Бывает, месяц проходит и думаешь: «Что мы написали?». Какая ответственность, когда СМИ пишут про гомеопатию, оправдывают насилие или расизм? И в то же время блогер будет ответственным честным человеком и только от него мы будем узнавать о событиях. Я, простите, больше доверяю блогам-популяризаторам науки, чем некоторым СМИ, у которых якобы больше ответственности. Потому что этот блогер ссылается на научные исследования, интересно анализирует и делает больше, чем псевдонаучный журнал.
Георгиевская: Как так вышло, когда мы потеряли все полимеры?
Родикова: Ничего мы не потеряли, всегда так было и будет. Будут безответственные вещатели и ответственные, добросовестные и недобросовестные ошибки, заблуждения или не заблуждения.
Георгиевская: Многие из тех, кто давно работает в медиа, говорят начинающим журналистам: не идите в журналистику. Вы тоже будете так говорить?
Родикова: Это кокетство любого состоявшегося человека. В любой профессии есть свои трудности и место для такой позиции. Это немного игра. Моя мама всю жизнь говорит: «Я тебя умоляю, пожалуйста, только не экономика и не главный бухгалтер, кем хочешь иди, хоть на сцену танцуй, только не главный бухгалтер». Актеры тоже все говорят: только не идите в актеры, это кошмар, ужас и так далее. Но любое призвание, если оно призвание, это судьба. О чем здесь можно говорить, какой здесь лагерь. Если ты хочешь и даже если ты в этом плох, то все равно можешь делать талантливо какие-то вещи. Тот, кому это нужно, придет в журналистику. Он может даже не называться журналистов, а стать блогером или писать посты для своих друзей, но делать это так, что количество подписчиков будет расти, потому что люди услышат живой честный голос, говорящий на важную для них тему. Я думаю так, если тебе суждено, значит, ты идешь. Здесь не может быть какого-то решения или совета.
Георгиевская: И раз уж мы перешли на советы, мы запускаем в «Изнанке инсайта» новую рубрику: «В поисках Бегбедера», где наши гости будут рассказывать о своих тропах к идеям. И испробуем эту рубрику мы на вас. Все довольно просто: нужно просто ответить на 3 вопроса. Что нужно читать, смотреть и слушать, чтобы оставаться креативным и быть открытым идеям?
Родикова: Мне кажется, что надо читать, смотреть и слушать все, что интересно. Я читаю вообще все подряд. Очень люблю Telegram-каналы, читают там новости и блогеров. Например, по каналам fashion и beauty можно понять, что волнует общество — если блогеры из этого сегмента начинают писать что-то, не связанное с модой, ты понимаешь, что это занимает умы людей.
Люблю смотреть современные сериалы, потому что их делают люди, которые очень быстро перерабатывают информацию, которая может быть еще даже не проговорена в обществе. Как это было с темой насилия, раскрытой в сериале «Большая маленькая ложь». Я люблю документалку, потому что она тоже говорит о важном для всех.
Я люблю читать одни и те же книги. Почему-то они вдохновляют меня. Очень люблю Набокова — у меня все время рядом с кроватью, в туалете, в ванной лежат книжки из его собрания сочинений, которые я купила, когда училась в институте. Они уже потрепанные. Я могу открываю их с любого места и читаю, почему-то у меня такая необходимость — каждый день почитать немного Набокова. Хотя к нему у меня накопилась масса вопросов.
Иногда читаю Петрушевскую, Чехова. Не то чтобы я любитель классики, просто так сложилось, что не очень люблю новое.
Георгиевская: У вас есть любимые Telegram-каналы, которые вы можете посоветовать?
Родикова: Мне кажется, я подписана на все Telegram-каналы: «Антиглянец», «Беспощядный пиарщик», «Небожена» или Елена Миро. Читаю всех феминисток, потому что считаю, это самое классное и интересное, что сейчас с нами происходит — они же не только про права женщин, они про права людей вообще. У меня много каналов про beauty, про моду, это «Синька», «Беспощадная красота».
Георгиевская: А что нужно делать, чтобы не застревать на одних и тех же мыслях?
Родикова: Я очень много всего делаю с собой, потому что у меня темперамент такой: я все время ищу, куда бы еще себя засунуть. Очень много вдохновения и смыслов дет мое в волонтерство в психоневрологических интернатах, потому что оно раздвигает рамки понимания человека как явления: какими мы можем быть разными и как все на самом деле условно в человеческой культуре и обществе. Общение с друзьями-волонтерами много дает, потому что это люди из творческой и научной среды, они все классные и креативные и все время заставляют мою голову поворачиваться набекрень. Я ввела в привычку подписываться на новые каналы, даже неблизкие по ценностям, но цепляющие меня по каким-то причинам, тот же «Небожена». Я хочу понять, за счет чего меня это цепляет, что там есть.
Я занимаюсь спортом: бегаю, хожу в зал, гуляю с собакой. В то же время я понимаю, как для творческого человека важны моменты «ничегонеделания» и «непотребления» информации. Эти периоды бывают довольно долгими, и можно спокойно лежать на диване, есть булку и смотреть, казалось бы, совершенно идиотские сериалы.
Георгиевская: А где быть? В каких местах вас посещают идеи?
Родикова: Очень люблю разные музеи. А вообще идеи посещают меня, когда смотрю сериалы и документалки, слушаю музыку, бегаю, общаюсь. Бывает, едешь в метро, и какой-то обрывок песни сыграл у тебя в наушниках и заставил задуматься. Иногда рядом даже нет блокнота ,и я пишу у себя на руках. Вчера я написала букву «З» и не могла вспомнить, что это значит.
Георгиевская: И что это было за «З»?
Родикова: Это было «знаков в заголовках». У нас слишком маленькое окошко в админке для заголовков — всего на 80 знаков, а сама я, например, кликаю на довольно длинные заголовки, вроде таких: собачка из приюта спасла женщину, которая вытащила ее щеночком из проруби.
Георгиевская: То есть мини-история.
Родикова: Да, должна быть мини-история, потому что заголовки в принте и в интернете работают по-разному. На сайте не должно быть всегда красиво. Я бы никогда в жизни не кликнула на наши старые заголовки, которые вы приводили в пример. «Время надежд» или «Пора перемен». Сейчас я стараюсь так не делать. Или вот «Природа зовет!» – это штамп ужасный. Мне стыдно.
Георгиевская: Нам всем стыдно за то, что было, это значит, что мы растем. А если не стыдно, и ты продолжаешь гордиться – либо там была шикарная история создания, либо надо задуматься почему. Спасибо вам большое. И прощаемся со зрителями. Но перед этим я хочу напомнить, что мы есть вообще на всех платформах подкастов, разве что в вашей микроволновке нас еще пока нет, но подключайте ее к интернету, мало ли что. Мы вас ждем в новых выпусках. И до новых встреч.
